– Да не надо, это, по-моему, какие-то заблудившиеся были, и мы их, похоже, почти всех перестреляли. Вот к утру подойдет какой ни есть второй эшелон – пусть они и ищут уцелевших, устанавливают тут советскую власть, записывают местных немчиков в колхоз, где все женщины общие и вообще делают что хотят… Все, Стибрюк, свободен, вали с глаз моих…
Шестаков позвал какого-то бойца, и тот увел товарища интенданта куда-то за стоящие вдоль улицы танки и БМП.
– А вы, товарищ майор, этого союзника на плечах таскали так же, как ваш однофамилец в фильме «Офицеры»? – спросил Маликов, нарушив возникшее молчание.
Вот тут меня и осенило, на что именно вся эта беготня по ночным переулкам была похожа. Ведь на языке вертелось, а не вспомнил…
– Ах ты, кинолюб из деревни Месягутово, – сказал я ему на это. – Ротмистр Лемке, блин. Воевал в дивизии Каппеля, пробираешься из Читы и желаешь бить красных? Так вот, неблагодарное это дело – бить красных, ваше благородие… Чего замолчал?
– Я не помню, из какого это фильма, товариш майор, – сказал Маликов убито-виновато.
– Так твое кинолюбительство, оказывается, носит странный избирательный характер? Интересно – почему? Ну, поговори, солдат, поговори!
– А чего говорить-то, товарищ майор? – спросил Маликов как-то обреченно (по-моему, он совершенно не уловил и второй произнесенной мной сейчас цитаты из известного фильма). – Ну виноват, ну накажите. Хоть, вон, заприте вместе с этим кладовщиком…
– Стибрюк мне вообще по фигу, старлей, – ответил я. – Он «не с нашего двора». Так что, как говорили у нас в детстве, пусть забирает свои гнилые яблоки и валит с нашей помойки.
– А я?
– А ты, милок, будешь отвечать по всей строгости, поскольку ты из моего батальона. И я тебя буду воспитывать…
Сказав это, я понял, что вот тут я, пожалуй, хватил через край. Поскольку наш главный любитель воспитывать и блюсти «облико морале», то есть, проще говоря, замполит, сейчас был далеко. Вот Угроватов по долгу службы знал все гарнизонные слухи и сплетни и мог про любого офицера нашего батальона сказать, кто, чего и сколько пьет или ворует со склада, кто с кем в гарнизоне спит и в какой именно позиции, да еще много чего. А я, хоть и «слуга царю, отец солдатам, мать сержантам», по части офицерского быта не знаток, поскольку всю свою службу в Альтенграбове не вылезал из парка с техникой или с полигонов. Кстати, что-то такое мне Угороватов про Маликова докладывал. Точнее, не мне, а парткому пару месяцев назад. А, да, вроде бы означенный старший лейтенант, будучи разведенным и платящим алименты и имея в Союзе невесту, сожительствовал с кем-то из работниц то ли гарнизонного пищеблока, то ли госпиталя. Вот только фамилию той работницы я не запомнил…
– С чего это меня воспитывать? – искренне удивился Маликов. – Уж лучше сразу под арест!
– А с того, что кругом война и дисциплина должна быть. А если я тебя сейчас под арест – кто твоей ротой командовать будет? Война-то, которая, правда, пока что таковой не считается, еще не кончилась. Или ты со мной не согласен?
– Никак нет, товарищ майор, согласен.
– Это хорошо, что согласен. Тогда ответь – а чего заслуживает солдат, грабящий местное население?
– Почетную смерть от пороха и свинца, товарищ майор! Только я никакое население не грабил! Этот магазин собственность крупной торговой сети, а значит, самых натуральных капиталистов.
– Гляди-ка, а ты не только кинолюб, но еще и политически грамотный?! Чешешь как по писаному. И Швейка, похоже, читал. Что кончал, грамотей?
– КВТККУ. Казанское высшее танковое командное краснознаменное училище!
– Это то, которое «имени Президиума Верховного Совета Татарской АССР»?
– Так точно, а что?
– Да ничего. Если судить по твоим действиям, на ум приходит какой-нибудь молотильно-дробильный техникум, факультет нецелевого использования логарифмических линеек.
– Почему?
– Потому что во всех твоих словах и действиях очень узнаваемо выпирает нечто среднеспециальное, провинциально-домотканое, ликбезовско- рабфаковское… И что вы там притащили из этого универсама, с риском для жизни?
– Так доложили же уже – пожрать, газировка, пиво.
– И оно того стоило?
– Не знаю, товарищ майор…
– Это ты молодец, что не знаешь. Чего покрепче не привезли часом? Только не врать!
– Нет, как можно. Всем известно, что в военное время положено соблюдать сухой закон.
– Опять молодец, правильно отвечаешь. Но если проверяющий чего-нибудь не то найдет – однозначно под трибунал отдам!
– А тут что – военная прокуратура есть? Ее кто-то видел?
– Ну, мы тут хоть и в степи, но полицию завсегда найдем…
