артерии ударила жарким парующим фонтанчиком.
Теонард опустил взгляд, жестоко ухмыль– нулся.
– Кровь врага на сапогах… зрелищно, верно?
Он выдернул острие меча из раны, вытер о еще вздымающуюся в судорожных вздохах грудь Темиргана и, красиво вбросив клинок в ножны, пошел в сторону амазонок, добивающих раненых врагов на поле битвы.
Издали на великолепном белом коне примчался Гнур, зелеными остались у него только голова и правый бок, все остальное залито кровью, даже конь в красных пятнах.
– Прибыли гоблины! – прокричал он победно. – Идут широкой цепью, перехватывая и убивая всех убегающих!
Страг крикнул:
– Прекрасно, хоть и поздно.
Теонард сказал быстро:
– Ничего не поздно, как раз вовремя. Гнур, пошли их пройтись по стойбищу кочевников. Нам не нужно, чтобы там подрастало поколение мстителей!
Гнур прокричал:
– Понял!
Развернув на месте коня, красиво вздымая его на дыбы, он бросил его вскачь и вскоре исчез из виду.
Лотер вздохнул, вытирая оскаленную морду от крови, посмотрел на Теонарда с уважением.
– Быстро соображаешь. И жестокий ты вообще, Теонард… тебе бы воргом родиться.
– Я не жестокий, – огрызнулся Теонард. – Будь я простым воином, тоже говорил бы о милосердии к побежденным. Но если чародей взвалил на наши плечи такую гору, то надо… понял?
– И понимать не хочу, – прорычал Лотер. – Хочу жить в уютном мире и не принимать таких решений. Хотя мне вообще-то людей не жалко. Хоть все поубивайтесь.
Ворг хрустнул шеей, шерсть даже на холке багровая от чужой крови, возможно, есть и его, но на полузвере раны затягиваются так быстро, что уже и не понять. Он завязал веревку на поясе, из кармана портков, которые где-то успел подобрать, вытащил недоеденную кисть, слишком костлявую и сухую, чтобы быть человеческой. Под недоуменным взглядом арбалетчика запихал ее в рот целиком и с удовольствием принялся жевать.
Теонард наконец отвернулся, переводя дыхание, сердце еще колотится бешено, обвел взглядом поле битвы.
– Вообще-то сперва думал, битва будет тяжелее.
– А я думал, – согласился Страг, вытирая лезвие меча, – не устоим. Натиск был совершенно сумасшедшим.
– Кочевники хороши в натиске, – сказал Теонард очень серьезным голосом, – но стойкость, настоящая стойкость, присуща только земледельцам. Кочевники при поражении могут легко уйти в другие земли, а оседлые просто вынуждены защищать свои дома и огороды. Потому да, стойкость… не сама по себе. Она как-то вырабатывается и на чем-то основывается.
Подошел Виллейн, кинжалы уже в ножнах, с сомнением посмотрел на Теонарда.
– Ты, как вижу, совсем не горюешь, что погибли люди?
Теонард посмотрел на него с подозрением.
– Эти кочевники?
– Ну да… кочевники…
– Так чего мне, – поинтересовался Теонард, – с чего горевать?
Виллейн сказал неуклюже:
– Ну… это же люди, как и ты… Я вот бы горевал, если бы погибло столько мелкиндов… А Гнур сокрушался бы, глядя на трупы гоблинов. Даже за южными бы сокрушался, хотя сам вроде бы северный…
Теонард отмахнулся.
– У нас все проще. Мелкиндов мало, знаю, эльфов и то больше, есть солнечные, есть лесные, есть даже серые, как вон наша Каонэль… а людей вообще столько племен, что все воюют друг с другом так же, как со всеми другими расами.
Виллейн сказал с горечью:
– Но людей все равно меньше не становится, а вот другие расы как-то отступают перед вами, хотя вроде бы сильнее…
Когда даже те, кто пытался скрыться в лесу, пали от стрел и мечей, Теонард направился в сторону своей башни, что издалека смотрится более чем скромно. Чуть в стороне величественное Дерево эльфийки, качает красно-оранжевыми кронами, такое радостное и прекрасное, словно в мире вообще нет войн, а если есть, то не в этом.
Ветер снова поменялся, и морской бриз уносит в сторону леса запах пропитанного кровью металла. Солнце давно поднялось и медленно ползет к середине неба, где скопились редкие облачка, похожие на птичьи перья.
