«Я сделал!»
Высокий пьяница шагнул назад, упёрся спиной в стену да и съехал по ней – мягко, почти бесшумно. Голова упала на грудь. Правая нога дёрнулась. Дыхание остановилось.
Прошла минута.
А затем громыхнул остановившийся лифт, на площадку вышел полицейский, за которым семенила соседка, да так и замерли они, увидев лежащего Баллона и стоящего в пяти шагах от него Германа.
– Вот… – с совершенно достоверной растерянностью произнёс Рыжий. – Я выхожу, он кричать, как обычно, а потом за грудь…
– Вы его трогали? – тут же спросил участковый.
– Не приближался даже. – Герман сглотнул. – Он мне «Смирно!» крикнул, а потом за грудь…
– Стойте где стоите. – Полицейский осторожно подошёл к Баллону, присел и приложил пальцы к его шее.
– Ну? – нетерпеливо спросила женщина.
– Отгулял, – коротко ответил участковый. Выпрямился и властно посмотрел на Германа.
Герман взгляд выдержал.
Сначала – мужское лицо.
Круглое. Лоснящееся. Противное…
Оно приблизилось вплотную, заполонило собой мир, стало этим миром – страшным и омерзительным. Стало символом всего плохого, что только может быть. Стало воплощением всего плохого…
«Тебе хорошо?»
Этот вопрос давно превратился для неё в кошмар. Обладатель лоснящегося лица обожал его задавать и принимал только один ответ.
«Да… – шепчет девушка. – Очень…»
Но важны не только слова – важна интонация. Важно, чтобы ответ был произнесён искренне, идеально – с протяжным, полным удовольствия стоном или страстным шёпотом. Лоснящийся чутко прислушивается и, если чувствует фальшь, наказывает.
Беспощадно.
«Мне очень нравится…»
Она неподвижна. Не потому, что связана, – ей запрещено шевелиться. Это игра, и если она проигрывает – её наказывают.
Беспощадно.
Она боится наказания и старается, очень старается… Но трудно сохранять неподвижность, когда его пальцы делают всё, чтобы с её губ срывался протяжный, полный сладостного удовольствия стон.
«Тебе хорошо?»
«Ты сводишь меня с ума…»
«Шлюха!»
Он бьет её по лицу своей маленькой женственной ладошкой, но она не имеет права нарушать правила игры и продолжает сохранять неподвижность.
«Ты сводишь меня с ума…»
«Сука!»
Лицо отодвигается, оказывается неподалёку, расплывается в выступивших слезах, но они разрешены – она может плакать, но не имеет права шевелиться. Главное – объяснить ему, почему слёзы выступили именно в тот момент, когда он проникает в неё…
«Почему ты рыдаешь, тварь?»
«Мне безумно хорошо…»
«Почему ты рыдаешь, сволочь?»
«От наслаждения…»
Он хрюкает от удовольствия.
Её слезы льются рекой…
…Это был обычный кошмар. Можно сказать – повседневный.
Она закрывает глаза и видит его. Каждый день видит его и уже давно не может спать без таблеток.
Но сегодня заснуть не получалось по другой причине, сегодня Карина ворочалась в кровати не потому, что ей мерещилось круглое лоснящееся лицо, а вновь и вновь переживая события прошедшего дня. Вспоминая церемонию. Вспоминая себя после церемонии и остальных ребят. Вспоминая то великолепное настроение, что охватило её после пробуждения.
Она изменилась…
