– Вы не стали соваться в прошлое, Генрих?
– Нет. Лишь попытался заткнуть те дыры, что оставила Сельма.
Лава, рожденная в глубине, поднималась к поверхности, сгущалась под льдиной и застывала, словно сургуч. Казалось, кто-то невидимый закрывает жерло печатью. Накладывает затворяющее клеймо.
Трещины сглаживались, льдина опять превращалась в каменный пол, изуродованный пожаром. Обсидиановый нож исчез. В горстке золы валялся маленький стеклянный цилиндр без единой искорки света.
– Получилось? – спросил посол.
– По-моему, да, – слова давались с трудом, сознание уплывало, – получилось. Но результаты вы оцените сами.
– А вы?
– Я – последняя прореха, не забывайте. Меня тоже надо заткнуть. Иначе Девятиморье не выздоровеет.
Генрих повернулся к человеку из «двойки».
– Давайте, Клемм. Теперь можно.
Тот взвел курок. У окна закричала Ольга, и наступила тьма.
Он проснулся и ощутил подушку под головой. Мышцы болели, зато в мыслях была блаженная пустота. Схватка с Сельмой, сгоревший дом, чернильная лава – все это казалось далеким и нереальным. Как сон, поблекший с рассветом.
Генрих разлепил веки.
– Ну как спалось, герой?
Ольга лежала лицом к нему на тахте. Глядела синими глазищами, улыбаясь тихо и ясно. Он коснулся ее плеча, погладил нежную кожу. Ольга мурлыкнула и придвинулась ближе.
– Где мы? – спросил он.
– На дирижабле.
Генрих оглядел комнату, точнее – крошечную каюту с иллюминатором. Кроме тахты тут имелись встроенный шкаф и откидной столик.
– Почему я еще живой?
– Потому что не умер. Тоже мне аналитик.
– Не издевайся, Оля. Давай рассказывай.
– Строгий какой. Пошутить нельзя… Всё-всё, только не ругайся! Не выстрелил он в тебя. Ты и так уже едва на ногах стоял. Он еще револьвер не успел поднять, а ты завалился. Я завизжала, к тебе хотела, а меня держат…
– Тихо-тихо. Не плачь. Уже все закончилось.
– Этот все равно стрелять хотел… Гад… Твой генерал его за руку удержал… А Иван Игнатьевич говорит: Генрих, мол, только в Девятиморье опасен. А если его (тебя в смысле) за границу отправить, то все будет хорошо…
Генрих подумал, что это логично. Главное – удалить источник заразы с территории королевства. Желательно пристрелить, но можно и просто вывезти. Волна-то накрыла только одну страну, а за ее пределами он свою «заразность» просто утратит.
– Кстати, а как посол оказался в Речном проезде?
– Не знаю, – сказала Ольга. – Подсказали, наверное. Зря вы тут, что ли, жалуетесь, что наши шпионы – в каждом углу?
Генрих улыбнулся. Спросил:
– Который час?
– Девять утра. С минутами.
– И куда мы летим? В империю?
– Куда же еще? Главное, мне с тобой разрешили! Здо?рово!
– Что значит «разрешили»? А сама ты что, не могла?
– Нет, конечно. Меня из империи пятнадцать лет назад выслали.
– Выслали? Серьезно? За что?
– Так, грешки молодости. Была одна история, некрасивая. Мне тогда еще и двадцати не исполнилось. Сказали: если хочешь состояние сохранить, то езжай-ка ты, Оленька, за кордон. А иначе с какой бы радости я в вашем Девятиморье столько лет прокуковала, как дура?
– А дом твой здешний? С ним теперь как?
– Он не мой. Арендованный. Я тогда, как приехала, свой покупать не стала. Надеялась, годик-два – и в империю позволят вернуться. А оно видишь как обернулось.
– Да уж, – сказал Генрих. – Лететь-то нам еще долго?
– Граница в полдесятого будет, капитан объявлял.
