постигшему их главную армию моровому поветрию, Абдулла-паша сильно сбавил тон. Шпионы докладывали: в Тавризе каждый день хоронят сотни покойников. Южнее, со стороны Багдада, другое султанское войско ввязалось в тяжелую кампанию против единоверных афганцев. Сурхай, полагаю, не хуже меня о том ведал и в своих действиях принимал в расчет.
Левашов с видимым облегчением принял обратно заимствованные у него батальоны. В мое отсутствие бунт сдерживался не столько воинской силой (явно недостаточной), сколько здравым разумением жителей. Башибузуки турецкие не прекращали тревожить набегами западную окраину провинции — Кергерудский махал, в коем наших войск доселе не обреталось. Любому крестьянину понятно стало: ежели русские уйдут, на их место явятся чужеземцы несравненно более алчные и жестокие. Для поощрения наметившегося примирения объявили об отпуске из дербентских каменоломен аманатов от селений, сохранявших покорность. Сие чревато было осложнениями, ибо плодородной земли в провинции не хватает, и многие гилянцы воспользовались несчастьем соседей для самовольного захвата оной. Ну, и слава Аллаху — пусть дерутся между собой.
К несчастью, междоусобия не миновали и русское командование. С приходом в Зинзилийский залив первого же корабельного отряда из Астрахани, открылась картина вопиющих безобразий. Адмиралтейство не приняло должных мер для защиты судов от свирепства натуры, и зимний шторм (разразившийся, как всегда, внезапно) вынес на мель самые крупные из них, числом более двадцати, беспечно брошенные в устьях Волги у выхода в море. Фон Верден, убоясь ответственности, под предлогом болезни сбежал в Петербург, а на прощанье сотворил еще одну пакость: для возмещения потерь конфисковал мою, сиречь компанейскую, флотилию, спустившуюся по Волге с грузом хлеба. Моих приказчиков кулаками вышибли на берег.
Кто-то за это должен был ответить. Кстати, ушлый немец по прибытии в столицу со слезами пал в ноги государыне и, злоупотребляя женским мягкосердечием, не просто уцелел, — а получил повышение в чине! Моряки, оставшиеся на Каспии, притворились неодушевленным инвентарем. Хотя, судя по удивительной скорости разгрузки кораблей, поднявших якоря раньше, нежели я прискакал из Решта, — всё понимали. И все-таки: лучше бы им не спешить. Свежий, горячий гнев бывает много легче, нежели застарелый.
Вообще говоря, отношения между армией и флотом во многих странах Европы оставляют желать лучшего. Но сотворить такое… Или прожект вечного мира принят к исполнению, и воины больше не нужны?! Я буквально заставил себя успокоиться и сесть за разбор почты. Благо, ее привезли целый тюк. Сначала — о петербургских конъюнктурах… Тут у меня незаменимый корреспондент, Петр Павлович Шафиров. Не он один, конечно. Но прочие не на такой высоте. Им многое не видно. Или непонятно. Шафиров все видит, все понимает и почти ничего не может. Его, хоть и вернули из ссылки, к делам не очень-то допускают. Место вице-канцлера занято Остерманом — а это, скажу вам, прехитрая бестия…
Потом лондонская пачка. Приказчики, партнеры и люди из общества. Коммерция и политика. Что еще? Париж, Остенде, Константинополь… Тайбола. Невьянск. Бекташево. Крестьянские жалобы и просьбишки. Ох, мужики, ей-Богу, не до вас… Прочитаю, конечно — и решу — но в последнюю очередь, не обессудьте. А вот это — срочно! Из-под Тарков, от Матюшкина. Конечно, важные донесения полагается отправлять с особым курьером — но через Дагестан курьера пришлось бы провожать целым полком, не меньше. Лишних же полков у моего помощника нет. У меня, впрочем, тоже: издержки курса на сокращение военных издержек.
Неторопливо — как удав, проглотивший цельного поросенка, — переваривал я новости на пути в Решт. Два эскадрона конных егерей служили достаточной, по наступившим спокойным временам, защитой. Итак, со шлезвигским делом петербургская теща и голштинский зятёк доигрались: британский парламент вотировал-таки ассигнования на снаряжение эскадры против России. Покуда без объявления войны; но адмиралу, возглавляющему "mission de prestige", как именуют подобные экспедиции дипломаты, делегируются полномочия применять силу в заранее оговоренных случаях. Иначе дорогостоящая морская прогулка теряет всякий смысл. Любопытно: Джон Норрис, чьей вотчиной считалось Балтийское море на исходе шведской войны, на сей раз остался в Лондоне. Не потому ль, что его тогдашние действия признаны недостаточно решительными? А во главе эскадры поставлен Чарльз Уоджер, которого вся карьера происходила в медитерранских и вест-индских водах. Разгром испанской "серебряной флотилии" сделал его героем в глазах толпы: не берусь судить, насколько заслуженно. Во всяком случае, Уоджер не тот человек, который усомнится выстрелить. Немыслимо, чтобы русский флот, в нынешнем его состоянии, смог бросить вызов англичанам. Адмиралтейские лорды абсолютно уверены в этом, поскольку одновременно послали еще две эскадры: одну к Гибралтару, другую — к берегам испанской Америки.
Меня охватило страстное желание сию уверенность опровергнуть; но ребяческий порыв быстро схлынул. От азовской минной команды в живых осталось три или четыре человека, не самых опытных, — и тех пришлось передать Змаевичу. Да и не сработает с британцами хитрость, принесшая успех против турок. Главное же, перевес слишком велик. Справишься каким-то чудом с нынешней эскадрой в двадцать кораблей — жди другую, в тридцать. Или в пятьдесят. Никогда, в предвидимом будущем, не будет Россия иметь флота, равного английскому. За отсутствием средств и (чего греха таить) жизненной необходимости. И вообще, с любым противником следует избегать состязания в той сфере, в которой он силен. Лучше увлечь врага туда, где его достоинства не котируются. Грубо говоря, непобедимого кулачного бойца надо обыграть в шахматы, а несравненного шахматиста — одолеть на кулаках. Конечно, требуется работа ума, чтоб выстроить ситуацию подобным образом.
Не уверен, что петербургские наши мудрецы справятся с положением. Верховный Тайный Совет, учрежденный при государыне в нынешнем феврале, составлен из людей более чем неглупых, но кто из них осмелится спорить с Меншиковым? Разве что герцог Карл-Фридрих? Ну так шлезвигская распря как раз в его интересах и затеяна. Весьма вероятно составление при дворе императрицы двух партий: голштинской и меншиковской, сиречь воровской, — и за
