Десятый король

И кажется, это было очень давно. Мысль опять заставила нахмуриться. Эльзевир явно заметил это.

— Скажи… какой сейчас век на земле, Тео?

— Двадцатый только что кончился. — Мальчик рад был выбору такой безобидной и не заставляющей думать темы. — А из какого…

— Я, — Эльзевир правильно угадал вопрос, даже не дослушав его до конца, — жил в чудесное время, которое мы звали иногда Ренессансом. Эпоха Возрождения. Самое свободное, самое безумное, самое красивое, время открытий, искусств и поисков.

— Мы до сих пор его так зовем, — улыбнулся Тео. — Но кажется… — тут он задумался, — в ваше время еще не было рельсов, паровозов, механических дверей и лестниц…

Эльзевир тихо засмеялся:

— Увы, не было. И ума, чтобы изобрести их, у меня не хватило. Но зато у меня было воображение. А воображение во все времена и у всех людей одинаково — так я считаю. Ты не согласен?

— Не знаю.

— Не задумывался?

— Я редко думаю о чем-то, что связано со «всеми». Все люди разные. Так считаю я. — Тео выделил последнее слово голосом.

— Что ж… — Эльзевир выставил вперед ладони и толкнул последние двери, почему-то без щелчков, — думаю, это не тот спор, на который стоит тратить время. И у меня последний вопрос к тебе… — Он наклонился немного ниже и быстро указал глазами назад: — Они боятся?

— Да. У них есть что терять. Даже у… — мальчик запнулся, — Якоба.

— Особенно у него, — туманно откликнулся Эльзевир и обернулся: — Мы пришли.

Впереди начинался огромный сад. Пестрый и яркий, он все же не казался приветливым и располагающим, как сад Якоба: дорожки здесь были строго прямыми, растения — аккуратно подстриженными, и даже расположение цветов на клумбах составляло геометрические фигуры — треугольники в кругах, круги в ромбах, квадраты, разбитые изнутри на прямоугольники. Ничего, в чем можно было бы заблудиться или потеряться взглядом.

А далеко за рядами кустов и деревьев виднелось что-то, что сразу привлекло внимание Тео. Ему никто ничего не объяснил, но он догадался сам.

Башня.

Самая Высокая Башня, Башня Коронации, ничем не отличалась от любой средневековой крепости, построенной из серого камня и рассматривавшей мир рядами узких бойниц. Но ее шпиль переходил в двустворчатую раковину из густо-синего перламутра. Сейчас раковина была закрыта.

— Время не пришло… — Эльзевир внимательно следил за взглядом мальчика.

— Кхм… — подал голос Тони. — А почему вам просто не пойти и не разбудить королеву?

— А еще можно покричать в окно… — заметила Ванилла. — В детстве так иногда зовут погулять.

Трудно было понять, шутили они или говорили серьезно. Скорее всего, надеялись, что у шуток есть шанс действительно стать планом — потому что отсутствие плана тревожило этих привыкших все контролировать людей. Но император-механик только покачал головой:

— Увы. Никто не может пересечь порог башни и тем более преодолеть лестницу, пока раковина не раскроется.

— Таким образом… — Людовик проводил глазами порхнувшую мимо бабочку, — вы предлагаете нам только… ждать?

— А вы хотели чего-то еще? — Эльзевир усмехнулся. — Знаете, Людовик, у меня… думаю, как и у вас… есть догадки о том, что и почему будет дальше. Но я предпочту не озвучивать их…

— И по какой же причине?

— …сейчас, — все тем же твердым тоном окончил Эльзевир. — Потому что сейчас я хотел бы заняться другими, более насущными вопросами.

Точно подтверждая правильность сказанных слов, поднялся порыв ветра. Пока он был просто холодным и, кажется, не нес с собой песка. Но небо, как заметил Тео, уже стало темнее. Отяжелело. Это не укрылось и от остальных.

— Что же мы будем делать? — негромко поинтересовался Якоб.

Все вздрогнули, потому что, кажется, забыли о нем. Король кутался в плащ, пряча птицу, и смотрел вверх с хмурым ожиданием. Эльзевир окинул правителя Тирии долгим цепким взором, но ответил не сразу. Наконец — будто взвесив что-то — он произнес:

— Говорить о битве. Если битва будет. И кажется… — мужчина развернул карту, которую держал под мышкой, — ей быть.

Большой плотный лист трепал ветер, норовя вырвать из рук. На карте видно было, как контуры земель и рек из черных и охровых становятся белыми, начиная светиться — будто бумагу заливали молоком. Белело Листолесье. Белели Марцея, Циллиасса и все прочие. Прямо на глазах Тео белизна замкнулась вокруг озера, прорисованного ярко-синими чернилами. Оно теперь было единственным цветным пятном.

— Поздравляю, мы в стеклянном кольце, синьоры и синьорины. — Эльзевир свернул карту и убрал в широкий карман. — Со всех концов мира прямо сюда сейчас движутся пески и… кое-кто еще летит с юго-запада.

— Слушайте, — Тони прищурил глаза, — ну хватит, синьор. Довольно темнить. Если вы желали показать преимущества вашей эпохи и вашего ума перед всеми прочими, мы охотно… — он уколол взглядом Людовика Бродячего, и тот промолчал, — покоримся, черт возьми, и даже можем спеть вам