– Типовую многоэтажку смоделировать не трудно, – пожал плечами Фунтиков. – Не обязательно ее поэтажно возводить. Нужно просто обозначить коробку и внутреннюю планировку. Выгораживаются внутренности одного только этажа – размер в размер или хотя бы приблизительно – и от этого уже пляшется. Поле видал какое? – он кивнул за окно. – Гектары! Здесь подсолнух раньше сеяли. Тут весь твой городишко поместится… А нам и нужно только – вокзал и соседние кварталы! Это же милое дело! Когда солдат заранее знает, где он позицию займет и как штурмовать будет, куда отойти сможет в случае контратаки, где укрыться или обстрел переждать – он сразу на порядок увереннее действует!
– А по срокам что? Успеем? – продолжал сомневаться Добрынин.
– Успеем, – засмеялся Фунтиков. – У меня одна рота за трое суток в поле чудеса творила… А тут целый батальон! Здесь главное – задачи грамотно нарезать и выполнение контролировать.
По всему получалось, что Фунтиков умел задачи и нареза?ть и контролировать. Не прошло и недели, как на поле был схематично обозначен план местности. Не в доскональности, конечно, – но очень близко к оригиналу. Добрынин, выбравшись как-то прогуляться перед сном, был вынужден признать, что местность вокруг вокзала воссоздана довольно точно, чтобы человек, попав туда в первый раз, смог узнать прилегающие к Убежищу районы и сориентироваться.
И слаживание началось с удвоенной энергией. Применительно.
Дальше – больше… Полковник, проведя первые тренировки насухую, пожаловался генералу, посетовал на неэффективность тренировок, самую малость поднажал – и тот разрешил распечатать склад с боеприпасом и брать по необходимости. Фунтиков тут же нагрузил целый тягач холостых и оттащил к подстанции. Достал и рассекатели для стволов – чтоб раньше времени травм или потерь от огнестрельных ранений не появилось.
В общем, боевое слаживание шло довольно успешно и продуктивно. Важно тут было то, что люди поголовно были стреляные, пороху и крови понюхавшие, и самые основы им давать было без надобности. Не надо уделять время индивидуальной подготовке, учить с какой стороны подходить к автомату, показывать стрелковую стойку, вкладку головы, тренировать быструю перезарядку… Провести только одно-два занятия… Если найдут что-то для себя полезное и переймут – хорошо. Ну а нет – так пусть работают как им привычнее. Таким образом индивидуальную подготовку оставили в стороне, сразу же перешли непосредственно к отработке взаимодействия между подразделениями на поле, отработке действий в составе крупных сил, когда есть сосед справа и сосед слева, когда нужно штурмануть объект единым ударом или вгрызться зубами в землю и стоять насмерть.
Из окна мамоновского кабинета Добрынин теперь каждый день наблюдал боевые действия. Пятнистые фигурки в полной боевой, в броне и с оружием, заряженным холостым боеприпасом, под прикрытием громыхающих пушек, перебежками от укрытия к укрытию, работали на прилегающих к вокзалу кварталах, а иногда даже и штурмовали здание вокзала. Иногда успешно, иногда нет… Иногда штурм останавливался, на поле появлялся Фунтиков и орал что-то в мегафон, распекая бойцов, размахивая руками и рассказывая, как действовать правильно. Не сказать, чтоб бойцы были не умелыми… просто общевойсковой бой – он немного отличается от действий малых групп на местности, а ведь именно такими малыми группами и были до нынешнего времени сталкеры.
Пушечные расчеты, впрочем, тренировались не холостыми. В то время как подразделения перемещались по полю, артиллеристы лупили по целям на противоположном краю поля. Прямо поверх голов, так что бойцы в полной мере ощущали себя в самой гуще боевых действий. Долбили МТ, гулко на всю округу ухали Мста-С и «Акации»… на каждой тренировке цели отодвигались все дальше и дальше, и по ним отрабатывалось по три-пять выстрелов – артиллерийским расчетам тоже нужна была практика. И если выстрелы противотанковых Добрынин видел из окна воочию – они вспухали на противоположном краю поля огненно-черными цветами, смесью огня и земли – то залпы САУ уходили высоко в небо и падали где-то далеко, за десять- пятнадцать-двадцать километров. Это уже тренировались корректировщики.
Единственный, кто не стрелял боевыми – это реактивная артиллерия. Зарядов для «Града» было очень мало. Фактически, все что оставалось на складе – отдали для предстоящей военной кампании. Выцарапать у генерала РСЗО было не легко, и Фунтиков, по его собственному признанию, провел в кабинете своего начальника долгих полдня – уговаривал, убеждал, даже пригрозил, рискуя пойти на конфликт – но в конце концов все же добился своего. Генерал хранил боезапас на черный день – и Фунтикову удалось убедить его, что этот черный день настал.
В тренировках в обязательном порядке участвовала и техника. Полковник, побеседовав с людьми, назначил водителей, ответственных за техническое состояние, операторов стрелковых комплексов, распределил людей, чтобы каждый знал свое место и не метался по тревоге как вор на ярмарке… Топлива был дефицит – но все же он сумел выкроить немного для тренировок. Учились на полном ходу шустро занимать места согласно боевого расписания, десантироваться, занимать оборону, двигаться под прикрытием машин…
– Ты погляди, что началось-то… – задумчиво бормотал Мамонов, стоя рядом с Добрыниным и наблюдая учебную баталию, развернувшуюся на поле. – Это ж какая бешеная движуха пошла!.. Двадцать лет жили себе отдельными общинками, поживали… Выживали. Тихо, спокойно… Нет, ну было, конечно, всякое… и воевали, и мирились… А тут, стоило тебе появиться – все разом закипело, забурлило как-то… круговерть-то какая пошла!.. Все старое словно позабылось! Вон тебе, пожалуйста… Чтоб одиночки из цыганского – с вояками бок о бок в атаку шли?.. Да когда было-то такое?! У них хоть кровной вражды и нет – но и братской любовью они не пылают! А тут… нет, ты погляди…
– Не я причина. Я только толчок дал, – задумчиво покачал головой Данил. – А все остальное… Сплюсовалось! Во-первых, ты, Владимир Николаевич, наверно убедителен был сверх меры. Во-вторых, тут можно спасибо майору нашему сказать. Много знал, собака, и много рассказать успел… и ведь удалось
