усиленно старалась.
Уже глубокой ночью, усталые, они сидели с Хелгой подле бассейна, оставив двух других девушек спать в широкой кровати, будто специально приспособленной для таких развлечений. (Впрочем, почему бы и не специально? Особняк раньше принадлежал дворянину, казненному императором за участие в заговоре против трона, и, по слухам, этот самый дворянин отличался-таки своей любвеобильностью.)
И она, Хелга, вдруг разоткровенничалась и призналась – как тут, возле Адруса, вообще-то оказалась и почему прожила двадцать семь лет, так и не лишившись девической «целости».
Ее мать Марша родила Хелгу точно так же, отдавшись мужчине по необходимости и по настоянию своей драконицы. Нужно ведь готовить замену, Марша не вечна.
После того как драконирше исполнилось пятьдесят лет, Хелга заняла место Марши в седле драконицы. И вот теперь Хелга делает то же самое, что некогда сделала и ее мать.
Вообще-то драконы не понимают и не признают людских извращений – вроде однополой любви. Хотя и не осуждают подобных глупостей – кто осудит щенка, который сделал лужу в углу комнаты?
Положено тебе рожать – рожай! На то ты и самка! А то, что тебе почему-то нравится кувыркаться с женщинами, а не с мужчиной, как положено нормальным самкам, – это все только твои проблемы. Делай то, что положено, или – вон из стаи!
А еще Адрус узнал, что, как это ни печально, дракониры, после того как бросают летать, долго не живут. Десять, пятнадцать лет – не больше. Без полетов, без общения с драконами, без связи с ними они буквально чахнут и в конце концов быстро сходят в могилу. Для них даже имеется отдельное, драконирское кладбище, по поводу которого драконы шутят, что это запас еды на голодные времена. Драконы всегда отличались своеобразным, нечеловеческим юмором.
В общем, после получасового разговора Адрус неожиданно нашел себе очень дельную, жесткую, как клинок, и абсолютно бескомпромиссную управляющую, которая была готова следить за домашним хозяйством Адруса – за вполне умеренную плату. И за разрешение иногда подниматься в небо на спине Эндела.
Дракон был не против полетов с чужой дракониршей. Тем более что, в отличие от других драконов, он мог мгновенно устанавливать ментальную связь с любым дракониром на свете. Ему не нужно было, как другим драконам, долго и трудно приспосабливаться к новому дракониру, пропитываясь его сознанием долгие месяцы и даже годы. Они с Адрусом это выяснили не так давно, и данное обстоятельство явилось если и не потрясающим для остальных драконов, то очень их удивило. И дало надежду тем драконирам, что были отлучены от своих драконов – по возрасту. Ведь если они смогут хоть иногда летать на драконе, может, не будут уходить из жизни так быстро?
Кстати сказать, Адрус подозревал, что за возможность полетать Марша не только стала бы работать бесплатно, но еще бы и приплачивала, отдавая все свои пенсионные деньги, что получала от не очень щедрого на пенсии государства. Но проверять это Адрус не стал. Не надо быть жадным. Незачем.
Итак, одним прекрасным утром, когда солнце еще едва высунуло свой белый бок из-за морской глади, Адрус стоял возле Эндела, с удовольствием облизывающего вымазанную мерзкой слизью морду своим черным раздвоенным языком. Дракон только что хорошенько позавтракал кусками выдержанного в специальной яме бычьего трупа и потому пребывал в великолепном настроении, готовый лететь куда угодно или покрыть по очереди трех самок подряд, о чем и сообщил Адрусу, моргая желтыми глазами, каждый размером с медный таз. Его красная чешуя сверкала в утренних лучах солнца, синяя чешуя переливалась, как драгоценные камни, и был Эндел настолько прекрасен, что у Адруса захватывало дух – как мог Создатель изготовить такое прекрасное и такое бесполезное существо, способное только лишь летать по воздуху, жрать падаль и покрывать самок, если не отсыпается после обеда в тихом и темном месте!
Дракон только фыркнул на такой наглый поклеп своего наездника и легонько поддал ему под зад хвостом, которым он мог без особого усилия надвое разрубить, разорвать здоровенную лошадь или даже быка.
Вообще у Адруса с Энделом сложились абсолютно странные отношения, в возможность которых Адрус никогда бы не смог поверить. Таких отношений у него не было даже с Рагхом.
Это было похоже на то, как если бы дракон и человек на самом деле были двумя братьями, знающими друг о друге все, что только можно узнать о близком человеке. Их связь была даже ближе, чем братская. Ведь ни один брат не чувствует напрямую эмоций другого брата, не связан с ним прочной связью, через которую передается все – и радость, и боль, и, как выяснилось, даже оргазм.
Нет, это не были отношения двух братьев, хотя дракон, обращаясь к Адрусу, и называл его маленьким братом. Это были отношения двух половинок одного целого – существа, состоящего из дракона и человека. И Адрус прекрасно понимал, почему дракониры хиреют, уходя со своей странной службы. Захиреешь – если взять и вырезать половину мозга, половину души – и, возможно, самую лучшую ее половину.
Драконы не умеют врать, не умеют подличать – в отличие от людей. И всегда держат свое слово.
В полет Адруса провожали трое – двое драконопасов, которые теперь работали здесь, в стойле на территории поместья, и Марша – холодная, спокойная, стройная, как клинок меча. Даже сейчас, на рассвете, она уже была одета по форме – так, как привыкла ходить всю свою жизнь, – боевой мундир драконира со всеми полагающимися ей нашивками, два драконирских коротких меча за плечами, кинжал на поясе. Ощущение было таким, будто она
