уже собираясь заснуть, вдруг слышишь неожиданный звук, который заставляет насторожиться. Тогда ты делаешь вот что: раскрываешь глаза и напряженно вслушиваешься в тишину, которую только что прорезал этот странный звук. Потом ты убеждаешься, что никакого тревожного звука не было, а если и был, то вовсе он не такой уж и тревожный, и собираешься заснуть опять. Для этого тщательно зеваешь, устраиваешься поудобнее в кровати, закрываешь глаза и…
– Эй! Вы еще не спите? – Эти слова, сказанные чьим-то тревожным шепотом, заставили Алексея мгновенно открыть глаза. Перед кроватью стоял маленький человечек. Совсем не страшный, а наоборот. Забитый, съеженный и пучеглазый. Алексей про себя отметил, что, увидев ночного визитера, не испугался, однако смутная тревога заныла где-то в глубине длинной неприятной нотой. – У меня к вам очень важное дело оттуда! – шептал незнакомец, указывая на голову Алексея и смотря на него темными широко раскрытыми глазами.
– Откуда «оттуда»? – Алексей постарался спросить так, чтобы вышло как можно веселее по сравнению с тревожным шепотком незнакомца, и рывком сел на кровати.
– Из сна, – ответил человечек и грустно вздохнул.
– Откуда? – удивился Сергей уже по-настоящему.
– Ну, это объяснять надо. – Человечек зябко повел плечами. – Это долго.
– Ну, у меня, положим, время есть, – начал Алексей. Но человечек его перебил быстрым шепотом:
– Нет-нет! Совсем нет у вас времени! Еще немного, и его вообще ни у кого не будет. Вот, смотрите! – На этих словах человечек показал Сергею запястье своей правой руки. На нем располагались массивные электронные часы с большим электронным циферблатом. Как и положено, быстро проносились секунды, чуть медленнее – минуты. Цифры, обозначающие часы, стояли пока незыблемо – Алексей запомнил цифру 99 и еще тогда подумал, что 99 часов – это очень много, кажется, больше четырех суток.
– Что это?
– Это – оставшееся всем нам время, – ответил человечек, выпучивая глаза, и Алексей понял, что имеет дело с сумасшедшим.
Огромного труда стоило его успокоить. А потом вдруг за окном послышался шум, возможно, это был военный патруль, регулярно обходящий территорию «Сосен». Алексей отвлекся на этот звук, а когда повернул голову к незнакомцу, того уже не было в комнате. Как можно было так внезапно появляться и так внезапно исчезать? Он спросил об этом у своего необычного визитера уже через пять минут, когда тот опять совершенно неожиданно появился в комнате. Тот пожал плечами и ответил тревожным шепотом:
– Тут только так выжить можно.
И засмеялся негромким, аккуратным смехом, прикрывая рот маленькой ладошкой.
– Но чтобы добраться сюда, вам надо ведь как-то незаметно выбраться из вашего блока, миновать многочисленные патрули и десятки камер!
Человечек смешно расширил и без того огромные глаза и гордо проговорил:
– Ну, ведь я же – разведчик!
И это тоже было очень смешно. Менее всего этот малыш был похож на разведчика. Так ребенок в детском саду называет себя космонавтом. Молодые люди улыбнулись друг другу.
Визитера звали Михаил Рудик. Он был тантамареской.
Глава XVI. Древний Рим
Глафире очень часто снился один и тот же сон. Жаркое распаренное солнце в лазурном безоблачном небе. Желтый раскаленный песок, взрыхленный тысячами гладиаторских сандалий. «Свободные граждане великого Рима!» – кричит кто-то совсем рядом, но голос его безнадежно тонет в восторженном реве толпы: «А-а-а-а-ах!»
«Граждане великого Рима, к вам обращается Великий понтифик, Принцепс Сената, Отец Отечества, Лучезарный Император Нерон Клавдий Цезарь Август Германик!»
Глафира смотрит налево, направо, вверх, но везде видит одно и то же: огромное людское море. Это море гудит неразборчиво: «А-а-а-а-ах!» Глафира понимает, что смотрит глазами другого человека, совершенно не чувствуя его тела. Она знает, что это тело пронзает невероятная боль. Взгляд застилает розовая пелена.
А потом она как будто перелетает на несколько шагов в сторону и видит, что людское море – это мраморные трибуны гигантского античного ипподрома, заполненные тысячами людей. Вдоль трибун выстроились римские воины в блестящих шлемах и красных плащах, вооруженные длинными копьями. Одна из трибун – выше других. В центре нее – огромный шатер, заполненный одетыми в белые тоги придворными и военными в золоченых латах и шлемах с перьями. На сверкающем троне сидит коренастый человек атлетического сложения с красивым злым лицом. Губы человека плотно сомкнуты в брезгливую нить, в ясных голубых глазах плещется ненависть, колечки черных волос прилипли к вспотевшему лбу, крылья безукоризненного ровного носа раздуты в гневе. Он поднимает руку и указывает царственным перстом туда, где только что была Глафира.
«Отец Отечества, Великий император Нерон указывает гражданам свободного Рима на подлых поджигателей их жилищ!» – не унимается бодрый голос, то и дело прерываемый гулом толпы.
