– Я должна была догадаться, – выдохнула Олив.
Резерфорд кивнул.
– Представлялось разумным отложить посвящение тебя в тайну настолько, насколько можно. Это свойство куда более полезно, если о нем не знают. Теперь знаешь ты
Резерфорд поглядел на миссис Дьюи, ждавшую его на крыльце.
– Трудно знать наверняка, кому верить, – прибавил он, чуть пожав плечами. – Даже если умеешь читать чужие мысли.
– Наверное. – Олив заколебалась. Ей вспомнились выведенные изящным почерком с завитушками слова Аннабель.
– Это представляется весьма вероятным, – согласился Резерфорд. – Шпионя за мной и моей бабушкой, она легко могла это вычислить.
– Так ты… можешь сказать, что Аннабель думает прямо сейчас? – спросила Олив, слегка поежившись и глядя на пустую Линден-стрит.
Резерфорд покачал головой:
– Она не человек. Всего лишь портрет. Это по-другому работает. И с котами то же самое; я совсем не могу читать их мысли. На самом деле, это очень жаль. Я был бы счастлив узнать, что думает Харви.
Олив улыбнулась:
– Я тоже.
– Обычно мне нужно смотреть человеку прямо в глаза, когда я его читаю, – продолжил Резерфорд. – Однако людей, которые мне ближе всего, я могу считывать даже на расстоянии – во всяком случае, именно к такому заключению я пришел. Я полагал, что это работает только с членами моей семьи, но, судя по всему, дело не в этом. Поскольку единственные, кого я могу читать издалека, это мои родители, бабушка и… ты, – закончил Резерфорд. – Вот как я узнал, что сегодня ночью тебе нужна была помощь.
Олив посмотрела мимо Резерфорда на миссис Дьюи, которая все еще ждала на крыльце, притворяясь, будто не подслушивает их разговор.
– Почему ты раньше мне об этом не рассказал? – спросила она.
– Ты тоже скрывала от меня многие вещи, – просто сказал Резерфорд. – Гримуар, и что ты с ним сделала. Краски – что ты сумела их смешать и использовать. Было ясно, что ты на самом деле не доверяешь
Олив опустила взгляд на половицы, синеватые в лунном свете.
– В знак полной откровенности, – продолжил Резерфорд, – я принял решение. Если ты
Олив подняла глаза.
– В смысле… ты не поедешь в ту шведскую школу?
Резерфорд кивнул.
– После того что сегодня случилось, я довольно-таки уверен, что ты примешь мою помощь. По правде говоря… – он сделал паузу, поправляя свои грязные очки: – по правде говоря, я бы все равно лучше остался здесь. Это первая школа из всех, в которые я ходил, где кто-либо добровольно сидел со мной в столовой на протяжении последовательного множества дней.
Олив улыбнулась.
– Хорошо. Тогда… да. Я была бы
Резерфорд улыбнулся в ответ. Затем он поднял руку, раскрыв ладонь, словно принимал присягу.
– Я, Резерфорд Дьюи, настоящим клянусь честью своего родового имени, что я…
– Без клятв, – перебила его Олив. – Просто будем говорить друг другу правду.
Резерфорд поклонился и поднялся по крыльцу к своей бабушке.
– Спокойной ночи, Олив, – сказала миссис Дьюи, следуя за внуком по ступеням.
– Спокойной ночи, – ответила Олив. После этого она вернулась к себе в дом, закрыла тяжелую входную дверь и надежно заперла ее за собой на замок.
Наверху, в ванной, мистер и миссис Дьюи закончили подтирать затопленный пол. Олив, поднимаясь по лестнице, расслышала их голоса.
– Дорогой, если ты подкрадешься к нему сзади, угол, под которым он мог бы побежать, станет очень острым, – как раз говорила миссис Данвуди, когда Олив вышла из-за угла. Раздалось шипение, затем – скрип мокрой ноги по полу, и Горацио, вылетев из дверей, врезался Олив в щиколотки.
Мистер и миссис Данвуди, оба с большими полотенцами в руках, с опаской выглянули в коридор.
– Не беспокойтесь насчет кота, – проговорила Олив, за которой сжался Горацио. – Я его посушу.
Мистер Данвуди с облегчением выдохнул. Миссис Данвуди чихнула.
– А после этого ты сразу пойдешь спать? – подсказал мистер Данвуди.