чтобы увидеть собрание работ Олдоса МакМартина…
Между двумя ударами лихорадочно бьющегося сердца Олив умудрилась втиснуть: «А что пожертвовала мисс МакМартин?» Неужели в другом здании, прямо в ее собственном городе, находилось еще одно ответвление Иных мест – еще замурованные
– Деньги, – сказала мисс Тидлбаум. – Не помню точную сумму, но на чеке было много нулей. И несколько полотен; ни одного кисти самого Олдоса МакМартина, просто несколько картин из семейного собрания.
Сердце Олив ухнуло на свое обычное место.
Мисс Тидлбаум тихонько вздохнула.
– Честно говоря, я тебе завидую, – призналась она. – До чего вдохновляюще, должно быть, жить в подобном месте.
– Угу, – сказала Олив.
– Вообще, можешь оставить открытку себе, – разрешила мисс Тидлбаум, всовывая ее обратно в руку Олив. – Пусть напоминает тебе об истории твоего дома. – И мисс Тидлбаум просияла, явно полагая, что Олив лишилась дара речи не иначе как от благодарности. – Не за что, – сказала она. – А теперь, коль скоро мы обе тут стоим, почему бы мне сразу не вычеркнуть тебя из списка? Можно взглянуть на твою работу?
Олив медленно повернула портрет родителей Мортона и показала рисунок мисс Тидлбаум.
Во второй, не магической версии, девочка очень постаралась изобразить их одежду реалистично, тщательно прорисовывая морщинки, вмятины и складки тканей. Глаза мистера и миссис Нивенс все еще были великоваты, но, по крайней мере, чета больше не походила на пару лемуров, переодетых в человеческие костюмы. Пальцы мистера Нивенса уже не были так
– Ты уделила пристальное внимание детализации и позаботилась, чтобы все было пропорционально, – довольно кивнула сама себе мисс Тидлбаум. Тысяча темно-рыжих кудряшек согласно качнулись следом. – Превосходная работа над выражениями лиц. К этому у тебя настоящий талант. Это и правда нечто особенное.
Олив потупилась и улыбнулась.
Мисс Тидлбаум задумчиво постучала себя по подбородку открытой шариковой ручкой, оставив на нем целый рой чернильных веснушек.
– Знаешь, Олив, – начала она, – если ты не против, я хотела бы оставить твой портрет в качестве примера для будущих уроков. И конечно, он будет выставлен в витрине почета.
Мисс Тидлбаум повела рукой в сторону стены, сплошь заставленной застекленными полками. Олив заметила на них несколько красочных холстов, горшки, оплетенные веревками (настолько похожими на питонов, что, казалось, могли бы душить африканских зверей), и горстку знакомых человеко- кабачков из папье-маше.
– Спасибо большое, – сказала девочка, – но это кое-кому в подарок.
– А. Понимаю, – кивнула мисс Тидлбаум, направляясь к столу, у которого ждали остальные ученики. – Ну, как говорится, лови момент.
Все еще улыбаясь себе под нос, Олив медленно подошла туда, где выставлялись на просмотр картины. Она отнесла свой этюдник с картиной в самый конец ряда и поставила на нем портрет поровнее мистера и миссис Нивенс. Пока остальные пихались, смеялись и разглядывали работы друг друга, Олив смотрела в нарисованные глаза.
– Это твое? – раздался голос за плечом у Олив.
Олив подпрыгнула. Она отвернулась от нарисованных глаз миссис Нивенс и уставилась в живые человеческие, с густо наложенной черной подводкой.
– Э… да. Мое, – промямлила она.
Темноволосая девочка наклонилась поближе к холсту.
– Какие старомодные и реально странные костюмы. Ты, наверное, целую вечность вырисовывала все эти пуговки.
– Да… это было долго.
– Они твои предки или что? – Одноклассница снова перевела взгляд на Олив.
– Ну… – замялась Олив. – Они типа… типа дальних родственников.
Девочка кивнула.
– Правда очень здорово, – помолчав, произнесла она. И затем вернулась к своим шумным друзьям, оставив Олив ее друзьям – бессловесным.
Держа под мышкой большой прямоугольный, обернутый бумагой пакет, Олив спешила вверх по Линден-стрит бок о бок с