– Я сегодня пришла с работы пораньше, – объявила она. – Подумала, что после очередного длинного учебного дня не помешает тебя немного побаловать. – И миссис Данвуди приподняла тарелку. – Вот, приготовила тебе перекусить. Палочки сельдерея с арахисовым маслом и изюмом.
– Это сливочное арахисовое масло?
– Естественно, – ответила миссис Данвуди, пока Олив шагала по коридору на кухню. – Хрустящее мне и самой не нравится. Такая разнородность текстуры меня отвлекает.
– Спасибо, мам, – поблагодарила Олив, беря тарелку, и заметила, что на каждой сельдерейной палочке были аккуратно выложены в ряд ровно шесть изюминок.
– В холодильнике свежий апельсиновый сок, – прибавила миссис Данвуди, перелистывая стопки счетов и каталогов на столе.
– Я в комнате перекушу, – сказала маме Олив. – Мне кое-что задали, хочу с этим поскорее разделаться.
– Тогда потом мы можем придумать что-нибудь веселое, – предложила миссис Данвуди. – Сходить в библиотеку или взять в прокате кино.
– Обязательно.
Оставив радостно напевающую маму разбираться со счетами, Олив поспешила обратно к дверям, подхватила рюкзак и прямоугольный сверток и с глухим топотом поднялась по ступеням.
Но прежде чем она успела открыть дверь своей спальни, кое-что заставило ее замереть как вкопанную.
– Дамы и господа! – провозгласил голос на другом конце коридора. – Еще немного, и вы будете благоговеть пред лицом подвигов величайшего из когда-либо рождавшихся на свет и высвобождавшихся из цепей фокусников! Никаких хитростей! Никакого обмана! Только чистое, сверхчеловеческое мастерство! Единственный – и неповторимый – Гарри Хвостини!
Пушистая голова Харви с каким-то хлопаньем и хлюпаньем высунулась из-за двери розовой спальни. За головой постепенно последовало его тело, замотанное полосами разорванной ткани, ржавыми цепями, шнурами, увенчанными кисточками от штор, и всем, что можно найти на чердаке. Харви пополз к Олив. Его передние лапы были прибинтованы к телу, так что он вынужден был отталкиваться задними, а голова двигалась по полу, словно нос корабля. Олив за несколько футов было слышно, как трещит статическое электричество от трения меха о ковер.
– Приготовьтесь изумиться! – прорычал Харви перед тем, как опрокинуться на спину и приняться яростно брыкаться, чтобы выпутаться. – Еще несколько секунд… только… несколько…
Веревки и цепи заплелись вокруг молотящих воздух лап Харви, как нитки в игре «колыбель для кошки». В конце концов ему удалось высвободить одну лапку, но вскоре та вновь запуталась в клубке тряпок и цепей.
– Мистер Хвостини? – позвала Олив, поставив на пол тарелку и рюкзак и опустившись на колени рядом с извивающимся котом.
– Зовите меня Гарри, – выдохнул Харви.
– Гарри, – повторила Олив. Она попыталась высвободить один из когтей Харви из узла и получила в награду удар током. – Вы сегодня не видели никаких признаков МакМартинов?
– Нет, – сквозь зубы выдавил Харви, наконец-то вытряхнувший голову из особо плотной петли из шнурков для гардин. – Все тихо, все спокойно, как говорил Шекспир.
– Не думаю, что это сказал Шекспир. – Олив понаблюдала секунду, как Харви сражается с путами. – Хочешь, я помогу тебе выбраться?
– В этом нет никакой нужды! – отрезал кот. – Три, два… В смысле – девять, десять…
С третьей попытки Харви наконец удалось перекатиться на бок и удержать равновесие на одной задней и одной передней лапе. Витки цепей и веревок все еще опоясывали прочее его тело, делая его похожим на небрежно спеленатую мумию.
– Та-дам! – объявил он.
Олив поаплодировала, прежде чем встать и направиться к себе в спальню. У нее за спиной Харви, судя по звуку, грохнулся на пол.
Горацио сидел в ногах ее постели, неотрывно глядя в окно. В лучах полуденного солнца его мягкий, теплый мех казался полупрозрачным. Олив пристроила тарелку с закуской на тумбочку и бросила рюкзак на постель. Матрас спружинил. Горацио не шевельнулся.
– Привет, Горацио, – сказала Олив. – Я собираюсь отнести Мортону подарок. Это портрет его родителей. На этот раз написанный нормальными красками, – быстро прибавила она. – Хочешь сходить со мной в Иные места?
Горацио не ответил. Его уши едва заметно дернулись.
– Горацио?
Горацио медленно обернулся к Олив.
– Она где-то там, снаружи. Недалеко.
Олив прижала рисунок к груди.
– Что же нам делать? – прошептала она.
– А что мы
Мерзкое чувство, захлестнувшее Олив, чуть-чуть отступило. Девочка кивнула.
