и безрассудство юности с опытом испытанного, пережитого и уже взрослым отношением к жизни.
…Голова гудела, нос при каждом вдохе неприятно покалывало, несколько зубов держались исключительно на честном слове, а всё тело ломило так, будто он провертелся через мясорубку. Спасибо подруге по плену, разговорами та отвлекла его от пребывания наедине с ощущениями.
Оставив безуспешные попытки высвободить ногу из оковы, он мысленно выругался. Не отгрызать же конечность… В этот момент человеку вдруг вспомнился эпизод из прошлой жизни, по крайней мере он почему-то не сомневался, что именно оттуда. Воспоминание о том, как некто, будучи таким же узником, с кандалами на лодыжке, подобрал с пола ножовку и отпилил себе стопу. А потом, когда он уполз из помещения, лежавший на полу труп неожиданно встал и пафосно возвестил, что игра, дескать, только начинается…
Бр-р-р, и вспомнится же такое!
Тряхнув головой в надежде прогнать бредовое воспоминание, мужчина в который раз обшарил взглядом свою клетку. Заметив на полу брикет, он дотянулся до него и схватил.
В древесный лист была завёрнута белая, пористая, пахнущая кислятиной узкая плитка.
– Это называется хлеб, – объяснила подруга по плену, заметив, как он недоверчиво рассматривает содержимое.
– Хлеб? – Он вопросительно посмотрел на неё.
Человек только сейчас, когда прозвучало это слово, вспомнил, что такое хлеб. Но плитка из листа почему-то не ассоциировалась с хлебом. Скорее, с каким-нибудь сухим… концентратом. Теперь он вспомнил и это слово.
– Я люблю бородинский, – неожиданно для самого себя сказал он.
– Любишь что? – переспросила пленница из соседней клетки.
– Бородинский хлеб, – повторил он.
– Не знаю такого, – призналась она.
– Я и сам не уверен, что понимаю, о каком хлебе идёт речь, но вспомнил, что люблю его…
– В Троте такого нет и не было, – убеждённо сказала девушка.
Он хотел было спросить, где-где такого хлеба нет, но желудок злобно заурчал, мол, давай, не тормози! Мужчина, подчиняясь требованию организма, поднёс плитку ко рту и открыл рот, намереваясь откусить… Но резко опустил руку.
Желудок забурчал громче, возмущённо, будто собственными отдельными глазами увидел, что хозяин вместо вожделенного укуса разламывает пищу пополам.
– Держи, – сказал мужчина девушке и просунул еду сквозь решётку.
Она приняла «хлеб». Посмотрела на него изучающе и тихо сказала:
– Спасибо…
Эта субстанция местного производства показалась невероятно вкусной. Впрочем, с голодухи можно было с аппетитом слопать и не такое.
– А ничего так, – удовлетворённо произнёс он, поглаживая живот.
– Натуральный продукт, – прокомментировала соседка, подобрав губами с ладони последний кусочек. – Не дрянь из мегаполисов, искусственно выращенная…
– Там тоже натуральная пища есть! – вырвалось у него. И последовавший вопрос подруги по плену будто вторил его собственному ходу мыслей: «Во всяком случае, в тех мегаполисах, где я бывал…»
– Ты был во многих больших городах?
– Э-э-э… – Человек замялся, пытаясь выкопать из тёмных глубин памяти ответ; нащупал названия и озвучил их: – Нью-Йорк, Москва, Хьюстон… Лос- Анджелес, Рим, Сеул, Иокогама… Мельбурн, Мехико-Сити, Сан-Паулу, Новосибирск… ещё какие-то… в Шанхае был, кажется. Но в большинстве недолго, проездом.
– Ничего себе!
Для девушки, судя по её удивленной реакции, такой длинный список был сюрпризом.
– Нью-Йорк, Москва, Рим, Мехико, Шанхай, – повторил он. Скорей сам себе, чтобы убедиться – не нафантазировал.
Подруга по плену громко присвистнула и вдруг приблизила лицо к решётке своей клетки, как будто захотела ещё лучше рассмотреть мужчину сквозь ячейки.
– Лос-Анджелес, Сеул, Новосибирск, – громко и чётко повторила и она. – Говоришь, ты был в этих мегаполисах?
– Насколько помнится, был, – ответил он, не понимая, что именно удивило брюнетку.
– А зачем ты туда ездил?
– Не знаю. Не помню…
– А чем ты на жизнь зарабатываешь, помнишь? – требовательно вопросила девушка.
