– Значит, переучивать проще будет.
– Опять чего удумал? Неймется тебе, я гляжу. Чего в этот раз?
– Как слажу, так и расскажу.
– Ну, Никола, я того, – осторожно привлек к себе внимание Тит. – Когда подойти-то?
– А ты, – трудовик очнулся от своих думок. – После обедни. Ведаешь, где мальцов наукам ратным обучают?
– А то! Ведаю, конечно, – детина расплылся в довольной улыбке.
– Так и подходи туда. Ты только чего не думай… Сам учиться с тобой на пару буду.
– Даст Бог, так и ладно все будет, – радостно отвечал тот.
– Чему учить-то собираешься? – поинтересовался Милован, когда сопение дружинника утихло.
– Врагов скручивать.
– Опять премудрость из грядущего? – уважительно кивнул бородач.
– Типа того, – уклончиво отвечал пришелец, не желая пока вдаваться в подробности. Хотя такой ответ более чем удовлетворил Милована.
– Николай Сергеевич, прокатиться изволь! – Перед товарищами возник уже знакомый кузовок. – Смотри, как ты велел, все сделано, – Стенька весело кивнул в сторону порядком изменившегося транспортного средства. Теперь уже – не просто деревянный ящик, устланный кое-как рогожкой, но уже паланкин с претензией чуть ли не на роскошь; аккуратно обитый изнутри красным сукном, с подушками под поясницу да козырьком тряпичным, защищающим глаза от солнечного света.
– Народцу-то сразу и поприбавилось, как по-твоему сделали! – подхватил Ивашка. – Один такой кузовок на всю Москву.
– Здравия вам, Вольговичи, – усмехнулся пенсионер, глядя на взмыленных парней; видать, день у них задался, и отбою от желающих прокатиться не было. – Умаялись небось. Роздых бы взяли.
– В мать-сыру землю как сляжем, так и роздых будет, – весело отозвались парни. – Нам нынче чем ноги шибче, тем деткам сытнее. Уважь, Николай Сергеевич, дозволь за милость отблагодарить.
– По-вашему будь, – кряхтя, пенсионер забрался в тряскую конструкцию.
– И ты, мил человек, – обратился Ивашка к Миловану.
– Бо другу Николая Сергеевича и от нас – почет, – подхватил верный Стенька.
– А женки не засрамят, что так возите? – усмехнулся в ответ бородач, но в кузовок забрался.
– Женкины дела – дом содержать да с детьми тетешкаться, – разом приподняв конструкцию, потяги стронули ее с места. Сделав несколько неуверенных шагов, они, сподобившись, принялись разгоняться. Сначала до скорости шага неторопливого, потом до широкого шагу, а затем, раскочегарившись, и до бега. – Моя женка Николу благословила да наказ дала; что с голоду подохнуть не дал, за «спасибо» до гроба самого возить его! – на бегу ухитряясь и разговаривать, и на пешеходов покрикивать, и шуточками разухабистыми с коллегами по ремеслу перекинуться, и дыхание не сбить, крикнул Ивашка.
– Куда отвезти-то?! – тут же подхватил Стенька.
– Домой вези!
– Ну, держись!
Конструкцию угрожающе кренило и качало из стороны в сторону, и то и дело казалось, что вот-вот, но перевернется кузовок к чертовой матери. Пассажиров нещадно трясло, когда молодые люди перепрыгивали ухабины, мостки или лужи, но Николай Сергеевич уже привык, ибо это не первая его поездка была, а Миловану, несмотря на весь этот дискомфорт, она явно нравилась. Не будь у пришельца сейчас голова забита текущими проблемами, так и подумал бы он над повышением уровня комфортности кузовка, однако в этот раз повременить решил. А тут – и к дому прибыли.
– Ну, женушка, встречай хозяина, – едва зайдя внутрь, приветствовал Булыцкий занятых на прядильных станках женщин; как на подбор у всех – двухколесными, – да накорми мужчин, чем Бог послал.
– Дня доброго, тебе, супруг мой. Здравия тебе, Милован, – с бабьего кута, тепло улыбнувшись и придерживая округлившийся животик, вышла Алена. Приветствовав пришедших, она, поглядывая на мужа, продолжала: – Никола снова ни свет, ни заря по заботам сорвался; оно уже и волос бел, а все одно кипучий.
– Так то – и лад, – хмыкнул Милован. – Оно при мужике кипучем – и баба довольна. А ежели так, то и лад в доме-то, и деток лавки полны.
Кликнув дворовых, женщина принялась готовить стол, раскладывая приборы: вилки, при виде которых Милован лишь поморщился, ложки, да плошки под супец наваристый, да кашу злаковую. Тут же подбежали и девки, которые, ловко орудуя ухватами, вытащили из печи котелки с яствами да кувшин с топленым молоком[76], так любимым пенсионером еще с детства.
– Это чего? – недоверчиво покосившись на сосуд, поинтересовался гость.
– Молоко топленое. Ладная штука, да только тебе для начала – чуть. Вдруг чего? – вспомнив, какую злую шутку сыграл с его товарищем Синекод[77], предостерег пожилой человек. – То моему брюху – услада, – до краев наполнив глиняную кружку, аж крякнул хозяин дома, махом осушив емкость. – Или квасом угощать?
