обхватившие талию леди, чтобы оттолкнуть… вдруг скользнули по мундиру, а в следующее мгновение уже крепко обнимали целующую его и, видимо, все еще безумно любимую женщину.
Я почувствовала себя мерзко!
— Леди Уоторби. — Дух ветра попытался увести меня.
Молча вырвала руку из его цепких пальцев. Мне действительно было до крайности мерзко! А что еще может ощутить тот, кого прилюдно унизили?! И глядя, как все крепче герцог сжимает в объятиях ту, которую уже целует сам — жадно и страстно, я не могла понять лишь одного — ради чего этот человек сломал мою жизнь?! И по какому праву он, фактически насильно вынудивший принять титул его невесты, смеет унижать меня демонстрацией прилюдной привязанности к данной леди! Да как он смеет! Поступать со мной подобным образом! Да как…
— Лорд оттон Грэйд! — мой голос прозвучал непозволительно громко.
И это вынудило, несомненно, любовников оторваться друг от друга. Герцог отпрянул первым. Вид его был несколько растерянным, взгляд — затуманенным. Но я не стала ожидать момента, когда лорд в полной мере осознает происходящее, и не менее громко произнесла:
— Приятно видеть, что вы настолько любите вашу… должность.
Это был скандал! Определенно. Смутившиеся офицеры поторопились покинуть пристань, матросы, напротив, прислушивались с живейшим интересом, а вот на лице леди эн-Аури на мгновение промелькнула откровенная досада, да и взгляд ее не предвещал мне ничего хорошего. Впрочем, ее чувства заботили менее всего — я с улыбкой ждала ответного хода стремительно приходящего в себя герцога. И дождалась — затуманенный взор стал осмысленным и обозленным.
— Леди Уоторби! — прошипел взбешенный оттон Грэйд.
— Лорд оттон Грэйд, — в свою очередь весьма язвительно ответила я.
Взгляд герцога потемнел. На сей раз от глубокого и непреодолимого чувства ненависти, и нет даже сомнений в том, что ненависть относилась ко мне.
— Леди Уоторби, немедленно ступайте на паром! — было заметно, каких трудов стоило лорду сдержаться и не опуститься до произнесения хотя бы доли тех выражений, которые читались в его полном ярости взоре.
Вот только это была уже война!
— Лорд оттон Грэйд, простите, если помешала. — Объясни, Пресвятой, почему улыбка не покидает моего лица. — Это невероятная бестактность с моей стороны, столь остро реагировать на отсутствие у вас не только воспитания, но и познаний в области общеизвестных правил этики и морали.
Лицо последнего представителя военной династии Грэйд на мгновение исказила столь неистовая ярость, какая, вероятно, не была известна всем его доблестным предкам. Лишь на мгновение, после чего напрочь позабывший о любовнице, присутствующих на пирсе рабочих и матросах, да даже о собственных офицерах, герцог направился ко мне.
— Знаете, леди Уоторби, — прошипел он, — пожалуй, я буду вынужден продемонстрировать вам мои познания в области применения розог.
Что-то внутри меня содрогнулось от ужаса, но внешне… улыбка все так же не сходила с моих губ, когда я все столь же громко ответила:
— Ваша светлость, прискорбно наблюдать явные склеротические симптомы в вашем еще далеком от престарелого возрасте, однако вынуждена напомнить — я не ваша дочь, не ваша воспитанница и не ваш офицер. И, боюсь, мой статус не позволяет вам продемонстрировать все имеющиеся и, я уверена, крайне обширные знания в области телесных наказаний, как, впрочем, и использовать жестокие воспитательные меры. Будущих жен воспитывать не принято, лорд оттон Грэйд. Это несколько выбивается из общеизвестных представлений о периоде ухаживания, не находите?
И герцог остановился. Несколько секунд молча взирал на меня, а после:
— Так значит, война, леди Уоторби?
Сказано было негромко, и услышали лишь я да вновь прикоснувшийся к моей руке дух ветра. Настойчиво потянувший меня прочь. И мне действительно очень хотелось бы сбежать с места событий, но… трусость никогда не числилась среди черт моего характера.
— Война, лорд оттон Грэйд? — достаточно громко переспросила я. — Учитывая, насколько уязвлено ваше самолюбие, здесь планируется исключительно избиение младенцев.
Черные глаза герцога словно стали еще темнее, а затем он произнес:
— Янир, свободен.
Странное дело, дух не отпустил моей руки.
— Янир.
Выпустил с неохотой, чуть сжав мои пальцы на прощание. Все же господин здесь лишь один, и неподчинения герцог не терпит. И в следующее мгновение на краю пирса я осталась одна, под немигающим злым взглядом последнего представителя династии Грэйд. О чем я думала?! О наказании, несомненно, о том, что слов извинений он никогда не дождется — дважды несомненно. О том, что меня никто никогда не бил… Об этом я постаралась не думать. Матушка Иоланта всегда говорила, что самые сильные цветы — взращенные с любовью. А значит, я, та, кого купали в нежности и любви с раннего детства и окружили вниманием и заботой в лицее, должна быть очень сильной. Даже в такой ситуации.
