существует пространство за щитом, или это очередной обман зрения.
Безрезультатно покидавшись на невидимую стену, я настойчивым криком потребовала от Чудовища, чтобы он поочередно открыл все двери, что находились в пределах досягаемости. Он послушно исполнил мои указания, но легче мне не стало.
В доме обнаружилось что-то вроде гостиной — с мебелью в чехлах, с укутанной в мешковину люстрой, там на всем лежал толстый слой пыли: сюда явно никто не заходил много лет.
Еще была просторная комната, в которой ничего не стояло, кроме огромной кровати под балдахином — такие кровати я видела только в музеях и в исторических фильмах. Все тоже было в пыли — как я уже знала, Чудовище предпочитал спать на низкой лежанке, сделанной непонятно из чего.
За одной из дверей оказалась библиотека, которой при других обстоятельствах я бы порадовалась. Книги здесь лежали даже на полу. Библиотекой Чудовище пользовался — у входа лежала разворошенная кипа старых пожелтелых газет спортивной тематики, и рядом с газетами пыли не наблюдалось.
Я обследовала даже ванную и туалет. В туалете я вспомнила бессмертное «просочиться сквозь канализацию». Увы, это умение оставалось всего лишь остроумной литературной выдумкой. Я вообще никогда не слышала, чтобы кто-нибудь оказался на такое способен.
Я обошла весь дом внутри и снаружи и потом еще раз исследовала двор.
Никаких тайных входов-выходов, никаких открытых порталов.
Это странное заброшенное место было надежно замуровано, и я понятия не имела, как отсюда выбраться.
В полной прострации от открытия я поплелась на улицу, Чудовище потащился за мной. Я уселась на крыльце, он тут же уселся рядом, и внезапно это хождение по пятам стало меня нервировать.
Дурацкие стишки сложились сами по себе:
Не знаю, понимал ли Чудовище, что я всей душой стремлюсь его покинуть, но периодически он искоса поглядывал в мою сторону, потом заводил глаза к небу и печально вздыхал.
Звездные водовороты продолжали свое сияющее коловращение, но фантастическая красота чужого неба меня не трогала.
И Чудовище мне совсем не было жалко, мне до слез было жалко саму себя.
Сейчас я могла думать только об одном: я оказалась запертой дважды — в чужом теле и в чужом измерении, без языка, без возможности связаться с близкими, с перспективой изменения психики не в лучшую сторону. И в довершение всего я оказалась замурована один на один с рогатым клыкастым полубезумным существом, весь лексикон которого состоял из звериного порыкивания и дурацкого слова «кы».
Чудовище осторожно протянул ко мне палец, чтобы почесать за ухом.
— Отстань от меня! — Я зашипела и в раздражении тяпнула этот палец. Честно говоря, сама от себя не ожидала и челюсть чуть не вывихнула, но стыдно не было. Конечно, Чудовищу этот укус должен был показаться комариным, но палец он отдернул, отвернулся и засопел.
«Не обижай его» — я вдруг вспомнила слова крысиной ведьмы.
Это вот этого, что ли, я не должна обижать?
Крыса знала, куда меня отправляет, знала, что отсюда нет выхода. Да, она выполнила обещанное — враги меня здесь не достанут, но и жизнью такое существование назвать нельзя. О чем она думала, когда заточала меня здесь?
«Не обижай его»!
Она что же, подарила меня вот этому? В качестве домашнего питомца — чтобы наша рогатая и клыкастая деточка не скучала? От этих мыслей хвост у меня нервно задергался, загулял по доскам.
Пока Чудовище обиженно сопел в сторону, я бесшумно поднялась, подергивая хвостом, и так же бесшумно вернулась в дом, нашла комнату с книгами и, стараясь не оставлять на видном месте следов в пыли, просочилась в узкую щель на нижней полке, в пустоту за первым рядом книг. Это укромное местечко было запримечено мною при обследовании дома. Здесь я собиралась отдохнуть от навязчивого внимания Чудовища.
«Кы! Кы! Кы!» — услышала я через некоторое время и испытала мрачное удовлетворение, расслышав в воплях Чудовища оттенок отчаянья.
Ищите, ищите. Не выйду ни за что, так вам всем и надо, угрюмо думала я, не совсем отдавая себе отчет, кого имею в виду.
Чудовище кыкал еще долго, а под конец вдруг завыл, да так горестно, что мне стало не по себе и в душе шевельнулась совесть. Но потом он затих.
