Я успела заметить татуировку — какую-то надпись в виде вязи — над левой ягодицей.
— Назад! — страшным голосом вскричала я, когда обрела дар речи. — Вижу, вижу, нет хвоста!
Чудовище подтянул штаны и повернулся ко мне.
— Молодец? Красивый? — спросил он. — Про бобров?
— Э-э-э… Молодец. Но больше так не делай. Про бобров я расскажу тебе совершенно бесплатно, без стриптиза.
— Без стриптиза? — тут же заинтересовался Чудовище, и я поняла, что времена беспечной болтовни прошли безвозвратно.
Второй рог Чудовище оторвал себе сам, и это случилось тогда, когда во двор пришла осень.
Ночью резко похолодало, невесть откуда налетели желтые и красные листья, очертаниями похожие на расплющенные сердца, — весь асфальт был устлан ими. Чудовище нашел в кладовке какой-то жуткий дворницкий фартук, обвязался им, там же взял метлу, связанную из жестких коричневых прутьев, и после завтрака принялся за уборку территории.
Я лежала на крыльце, поджав под себя зябнущие лапы, и, щурясь, наблюдала за тем, как работает кто-то другой.
Получалось у него неплохо. Вообще с течением времени выяснилось, что Чудовище довольно ловок в обращении с предметами, умеет пользоваться столовыми приборами и обладает точностью и плавностью движений.
С момента выпадения первого рога в его внешности произошли существенные изменения. Морда постепенно трансформировалась в какое-то подобие лица: рот, нос, надбровные дуги ощутимо уменьшились, глаза приобрели удлиненную форму, и шерсть на лице стала постепенно вылезать, оставляя голые бледные проплешины. Зато неожиданно пошла в рост шкиперская бородка, весьма удлинившаяся за последнее время.
Наверное, у обычного человека нынешняя половинчатая наружность Чудовища могла вызвать отвращение еще большее, нежели прежняя звериная, но у кошачьего восприятия эстетические критерии были другие. Изменения мною отмечались, но впечатления уродства не возникало. Просто он был такой, какой есть, — кошка во мне воспринимала внешность Чудовища как обыденность и больше всего порадовалась уменьшению клыков.
Я лениво размышляла, что к зиме борода у Чудовища отрастет еще больше, и станет он похож на классического дворника. На Герасима из «Муму». Будет брать деревянную лопату… интересно, где здесь хранится деревянная лопата — не сомневаюсь, что она есть… будет сгребать снег, прокладывая дорожку вокруг флигеля… потому что больше некуда… и будем мы ходить по кругу, заложив руки за спину. То есть закладывать руки за спину будет Чудовище, а я буду так… под ногами путаться.
Не успела я загрустить от таких перспектив, как у меня в голове раздался голос:
— Кто такой Герасим Измуму?
Чудовище прекратил мести и ожидающе поглядывал издалека.
— Ты опять подслушивал! — возмутилась я. — Ты же знаешь, что это нехорошо!
— Я нечаянно. И я только про Герасима… а кто это?
Чудовище приблизился, его глаза горели любопытством.
Если раньше я переживала, что Чудовище не может меня услышать, то теперь он то и дело перехватывал обрывки мыслей, которые я по привычке проговаривала на анималингве. Он закидывал меня вопросами, я же развлекалась сочинением нелепых, но выразительных историй, в которые неизменно вкладывала какую-нибудь мораль. Так, в частности, Чудовище был приучен к чистке зубов по утрам и вечерам (историю про бобра, оставшегося без зубов по причине лени и беспечности, мне и самой было страшно вспоминать).
Я зевнула и сказала:
— Это знаменитая история о великой любви. Посильнее, чем «Ромео и Джульетта». Неужели ты никогда не слышал о Герасиме и его кошке Мяу- Мяу?
— Я не помню, слышал или нет. Ты же знаешь, я болею…
(Мысль о болезни внушила Чудовищу я. У меня возникало много фантастических версий относительно его состояния, но эта была самой простой. Я рассказала, что нашла его здесь совершенно больным, в беспамятстве, а теперь он постепенно выздоравливает. Пока хватало и такого примитивного объяснения.)
— Тогда садись и слушай. Жил-был один Герасим…
— Измуму? — уточнил Чудовище, присаживаясь рядом.
— Да, Герасим Измуму. Фамилия такая. Однажды в студеную зимнюю пору…
— Студеную зимнюю пору… — зачарованно проговорил вслед за мной Чудовище.
— Да, это когда холодно и с неба падают белые пушинки, тоже холодные…
— Холодные белые пушинки… не помню… не помню…
— Еще вспомнишь, — утешила я его, — какие твои годы. Так вот. Однажды пошел этот Герасим в магазин… за пирожками…
— В магазин?
