Через секунду — третий.
На самом деле я до сих пор не задумывалась о достойной каре для Мартина и ведьм — уж больно далеко до этого было. Я только знала, что не хочу их больше видеть — никогда в жизни и никогда в смерти. Но вот теперь, в свете открывшихся обстоятельств, когда об этой каре меня расспрашивал тот, кто потенциально может ее свершить…
— Я еще не решила. Но я совершенно точно против полосочек из кожи.
— Ты добрая, — сказал Чудовище с некоторым сожалением.
— Не знаю. Просто мне этого не надо, и все.
На том мы и расстались. Я отправилась в черную степь, а где оказывался Чудовище после того, как засыпал, мне было неизвестно. Он никогда не рассказывал, снятся ли ему сны, а я не догадалась спросить.
Едва я очутилась в заветном месте, то сразу же увидела, что некоторые изменения происходили и в мое отсутствие. По сравнению с прошлой ночью огоньков стало неизмеримо больше. Степь уже не была черной: от множества огненных линий, тянувшихся в разных направлениях до самого горизонта, пространство озарялось розовато-оранжевым светом, и отражение этого света рождало лиловые переливы на темном, словно предгрозовом небе.
Наверное, это Чудовище, оторвав себе рог, ускорил ход метаморфоз.
Скорость изменений меня смутила. Вместо того чтобы рьяно приняться за привычное занятие, я, раздвинув ковыль, опустилась на землю — в промежуток между двумя световыми нитями, — потом плавно откинулась на спину, вытянула руки вдоль тела. От земли исходило сухое тепло — будто, пока я бодрствовала, здесь тоже был день, и горячее южное солнце нагрело поверхность… Земляной запах так славно смешивался с другим — душистым, травянистым… Мертвой тишины, как прежде, больше не существовало: воздух был наполнен слабым потрескиванием, словно где-то рядом в костре сгорали осиновые поленья.
Обычно одиночество страшило меня, но здесь страха не было, просто не хотелось никуда спешить. Судя по количеству восстановленных связей, моей деятельности вскоре настанет конец; я, наверное, никогда больше не увижу этого зачарованного места. Сомнений, должна ли я довести дело до финала, не было, просто хотелось сосредоточиться, чтобы сохранить в памяти степь, небо и особое ощущение покоя, что снисходит на душу, когда делаешь что-то безусловно правильное.
И так я лежала долго-долго, пока не почувствовала, что дальний уголок подсознания, отведенный этому периоду моего существования, заполнен до отказа.
Потом я поднялась и принялась за работу.
Восстановление шло бешеными темпами. Едва лишь я подносила одну нить к другой, как концы начинали тянуться друг к другу, и узелки завязывались мгновенно. Время остановилось, любезно дозволив мне сделать как можно больше. И усталости я не чувствовала, хотя иногда от одного разрыва до другого приходилось идти достаточно долго.
Бог знает, сколько километров было пройдено за эту ночь. Но любая работа рано или поздно подходит к концу, и вот передо мной оказался последний разрыв. Так же, как раньше я интуитивно догадывалась, где искать тлеющие клубочки, так же и сейчас мне было очевидно: это действительно финиш.
Последний промежуток оказался совсем небольшим, с пару моих ладоней; нить для него тоже была коротенькой.
Я медлила.
То, что я сейчас собираюсь сделать, запустит грозный механизм, который своими пришедшими в движение шестеренками сможет размолоть меня в труху. В любом случае я снова вернусь в кошачье тело, и как знать — не навсегда ли?
Несколько раз я глубоко вздохнула, собираясь с духом, и уже стала наклоняться, чтобы все-таки замкнуть цепь, как вдруг какое-то движение почудилось мне впереди.
Темная фигура приближалась издалека, легко перешагивая-перепрыгивая через огненные линии. Я еще не могла толком разглядеть лицо, но длинноногий широкоплечий силуэт с закрученными рогами на голове опознала сразу же.
Чудовище в своем первоначальном виде шел ко мне.
Он подходил, и это было диковинней всего — видеть не громоздкого гиганта, а существо обычных человеческих размеров. Он был высок — но не сверхъестественно: это простое, в сущности, обстоятельство почему-то придавало ситуации невероятную фантастичность, хотя такая характеристика не совсем подходила для сновидения, где может произойти все что угодно.
Когда Чудовище приблизился, я обнаружила, что там, где должно было быть лицо… или морда… ну хоть что-нибудь, не было ничего — там сгустился черный мрак.
Но все равно это был Чудовище, и я его не боялась.
— Не делай этого, — донеслось из мрака.
А вот голос был новый, тот, что прорывался у Чудовища в последнее время, — его настоящий голос. И манера разговора больше не напоминала речь подростка.
