Лицо Прошки нахмурилось, потом исказилось от боли.
– Хорошо, – произнес шаман и заставил себя улыбнуться.
Он с легкостью поднялся над ямой, увлекая за собой врача, и они вошли в один из проемов.
Знаки, речь, телепатия, в конце концов, лишь средства понять друг друга. Некоторые вещи Федор Ильич воспринял сразу, но большая часть… Она не торопила, успокоила: со временем откроется, ты поймешь.
Золотая предстала перед ними лежащей – на ложе? в пилотском кресле? в коконе? – скрытая золотым сиянием. Врач попытался узнать причину крушения аппарата, но ничего не понял в технических деталях произошедшего. Ясно одно: много тысячелетий назад аппарат оказался погребенным под селевым потоком и вмерз. Выходить на поверхность Золотая могла, но поднять корабль… Что-то мешало. Технические проблемы. Федор Ильич в растерянности потер лоб.
Теперь она умирала. От старости, от дряхлости. У Золотой не было больше сил носить груз знаний и способностей, полученных при рождении, приобретенных в течение долгой жизни. Врачу показалось странным, что столь могущественное существо не может обновить организм. Она лишь улыбнулась – он не видел лица, однако почувствовал эмоцию. Показалось, словно старушка мать взглянула на маленького любопытного ребенка.
Чтобы обновиться, нужно лишиться всего того, что составляло ее сущность. Отречься от привычек и воспоминаний, пережитых эмоций и впечатлений. От личности практически ничего не останется, и как поведет себя новая сущность – неизвестно.
Последняя надежда врача на Золотую Бабу угасала на глазах. Когда-то она выходила на поверхность к людям, даруя им защиту и исцеление. Потом исчезла на века, чтобы сохранить остаток сил для… Будущего? Она предвидела происходящее сегодня? Федор Ильич немного не понял, но, кажется, все происходило именно так. Золотая исцеляла, покуда хватало сил, и в один прекрасный день поняла, что не может встать. Она слышала призывы, но не способна была открыть дверь.
Она протянула руку к врачу, тот осторожно прикоснулся к сияющим пальцам – сухая шершавая на ощупь ладонь старухи. Мир вокруг закружился с неимоверной силой, Федор Ильич почувствовал себя дурно, а поток усиливался. Сознание тщетно пыталось зацепиться за что-то знакомое среди круговерти образов, свободная рука шарила в поисках опоры, с силой вцепилась в плечо стоящего рядом шамана.
Врач почувствовал, как его обнимают за плечи, гладят по голове. Кружение затихало. Не надо осознавать все сразу. Знания раскроются сами, когда придет время. В противном случае, можно лишиться рассудка.
– А теперь – уходи, – Федор Ильич не сразу понял, что впервые слышит ее скрипучий старческий голос. – Спеши. Твой проводник теряет силу.
Врач взглянул на шамана – тот едва держался на ногах и еще поддерживал шатающегося товарища. Изуродованное давней болезнью лицо Прошки посерело.
– Спеши!
Свет, окружающий тело Золотой Бабы, стал меркнуть…
Федор Ильич увидел перед собой пылающий костер, услышал сухой треск и почувствовал дрожь земли. Он оглянулся – «иное» совсем угасло, фиолетовые жгуты, будто трухлявое дерево, ломались и с грохотом падали в яму. Олонхосуты молча наблюдали, как рушится ураса Золотой Бабы.
Рядом кто-то застонал. Тело шамана висело на длинном стальном пруте, один конец которого был воткнут в землю, другой торчал из спины Прошки.
– Прохор!
Федор Ильич присел, подставляя плечо, стал приподниматься, стараясь снять шамана. Замершая у окраины городка толпа дрогнула от крика, охотники поспешили на помощь «дохтору».
– Что же? Что же ты? – приговаривал врач, укладывая шамана на постеленную шкуру. – Нож! Дайте нож!
Испачканные кровью пальцы скользили, когда Федор Ильич пытался разрезать куртку Прошки, зажать рану.
Шаман пошевелился, взглянул на «дохтора» и улыбнулся.
– Хорошо… – прохрипел он. – Хорошо. Ты теперь златой… Ты теперь…
Шаман Прошка угасал на глазах. Видимо, в этот раз второпях промахнулся, зацепил кровяную жилу. Да и старая рана вдруг открылась.
Врач судорожно искал выход, пытаясь выудить из своей памяти приобретенные знания или – черт бы их побрал! – новые способности. Тщетно.
– Ну, давай же! Давай! – в отчаянье он колотил себя кулаком по лбу. – Самое время!
Прошка обмяк на руках охотников, голова откинулась.
Некоторое время Федор Ильич смотрел на него, еще не принимая утрату. А потом вдруг заревел, словно раненый медведь. Заревел так страшно, что охотники попятились, матери подняли на руки заплакавших детей, лица стариков побледнели от ужаса…
Иирээки Эхэ сорвал травинку, разжевал – то, что надо. Теперь если все смешать в определенных долях… Он засунул траву в сумку на поясе, повернул к городку.
