познать манеры, голос и характер. И после тщательного изучения они начинают преображаться, принимая форму этого человека: лепить плоть, отливать кости, чтобы подготовиться к последующему убийству и замещению цели.
Существо приняло почти такой же истощенный вид, как и все идущие.
– Твой отец говорил тебе об этом?
– Да.
И растущий изгиб живота…
– Думаешь, я делаю вот это?
– А что еще ты можешь делать? – с внезапной резкостью спросила она.
Она покажет ему… красоту.
– Являешь свою красоту, – ответило существо.
– Нет, Сома. Не играй со мной в эти игры. Ты не можешь пропустить через себя ничто человеческое, потому что у тебя нет души. Ты не настоящий.
– Но я говорю. Как бы я мог говорить, не имея души?
– Попугаи тоже говорят. Ты просто очень способный попугай.
– Боюсь, что представляю из себя гораздо больше.
– Могу даже доказать это тебе.
– Сейчас?
Теперь она играет в игру, в которой задает много острых вопросов, решающих их судьбу. Каждую ночь она повторяет их, но почему-то теперь они кажутся… неуместными. Пожалуй, даже абсурдными, надуманными, оторванными от реальности, такими, которые задают заплывшие жиром жрецы голодным детям. Даже ключевой вопрос, только подумаешь о нем, как тело наливается свинцом от нежелания его задавать…
И все-таки нужно спросить, растормошить и потребовать ответа на неосторожные слова: «Что ты имел в виду, когда говорил, что Нелюдь пытается нас убить?»
Но Мимара не в силах.
И оно ведет себя соответствующе, избегая всякого проявления беспокойства.
Чтобы играть в игру с убийцами нечеловеческого происхождения.
– С тобой говорит человек, – начинает она с лукавой улыбкой. – Не верь ни единому моему слову, потому что я лгунья.
Она делает паузу, дожидаясь, пока звуки слов не стихнут в воздухе.
– Скажи мне, в чем здесь парадокс?
– В том, что странно обманщику говорить такое.
Этот ответ порождает маленькую вспышку ликования. В высшей степени удивительно быть свидетелем того, что изучал только абстрактно, а теперь видишь наяву, что дает очередное доказательство божественного происхождения отчима. Перед глазами у Мимары маячит ясное лицо аспект-императора, который говорит с ласковой улыбкой: «Помни, Мимара… Если боишься, просто задай этот вопрос…»
До встречи с ней у существа и вправду не было никакой души. Но весь ужас состоит в том, что это был… фарс.
– Вот мое доказательство.
– Как же ты докажешь?
Она чувствует, что притворяется кипящей водой, несмотря на то, что огонь давно погас, и все за столом поднимают холодные, как камень, чаши, причмокивают губами, изливая потоки благодарности за то, как чай согревает их души, а сами в это время вздрагивают от холода, наполняющего их внутренности.
– Парадокс может существовать только в душе, – объясняет она. – Поскольку истинное значение парадокса от тебя ускользает, ты можешь уловить смысл лишь непарадоксальных вещей. В данном случае, странных. Только душа способна постичь противоречивые истины.
– Но если у меня нет души, тогда кто же я?
Как? Как все становится таким фарсом?
– Абакус, сконструированный из кожи, плоти и костей. Невероятный, сверхъестественный инструмент. Продукт Текне.
– То есть нечто совершенно особенное, да?
«Что-то не так», – понимает она. Их голоса стали звучать чересчур громко. И Колдун принимается вглядываться во мрак. С любопытством и тревогой.
– Мне нужно идти… Я слишком задержалась.
Клирик первым заметил ее в далеких порывах ветра. Белую с золотом ленту – цвета Тысячи Храмов, – что трепетала и колыхалась в воздухе. Первый знак присутствия человека спустя несколько недель после того, как они миновали Меорнские развалины.
Акхеймион, естественно, разглядел ее в туманной далекой дымке один из последних.
