Только один, выпивший больше других, поведал о Тропе Черепов, горестном переходе вдоль пустынных берегов Хемемы во время Первой Священной Войны. Тогда все без исключения притихли, охваченные воспоминаниями об ослабевших и павших в пути.
Ряд за рядом, люди Кругораспятия упорно продвигались вперед. Войско было поистине морем, бурлящим многоцветными течениями – черные щиты туньерийцев, серебристые шлемы конриян, темно-красные мантии нансуров – но просторы, открывающиеся все шире и шире перед ними, были настолько огромны, что даже Великий Поход мельчал перед ними. Туча всадников окружала войско, отряды наемных рыцарей скакали под знаменами аристократии Трехморья – айнонийского Дворцового войска, графов Галеота, кианийских вельмож и многих других. Они рыскали по окрестностям, такими вылазками надеясь отыскать врага, но кругом было по-прежнему пусто, сколько бы ни взрывали их кони копытами землю.
На Совете Потентатов Наместники обратились к Святому аспект-императору с вопросом, известно ли ему что-нибудь о неуловимом враге.
– Вы видите вокруг величайшее войско, – сказал он, источая свет, – и жаждете сокрушить противников, воображая себя непобедимыми. Но остерегайтесь, шранки пообдерут вашу самоуверенность. Придет время, когда вы оглянетесь на нынешние дни и пожелаете, чтобы рвение ваше осталось без ответа.
Он улыбнулся, вызвав улыбки у остальных своей мудрой и трезвой насмешкой. Келлхус вздохнул, и они покачали головами, осознав свое младое безрассудство.
– Пусть вас не тревожит отсутствие врага, – наставлял он. – Пока горизонт чист, наш путь безопасен.
На горизонте по-прежнему расстилалась равнина, сохнущая под пока нежарким весенним солнцем. Но реки уже обмелели, и клубы пыли мешали смотреть вдаль. Жрецы и Судьи собрали всех для молитвы, и целые поля воинов склонились в мольбе о дожде. Но ганган-нару дул, не переставая. Ночью, когда равнины мерцали бесчисленными кострами, люди Трехморья жаловались на жажду и делились слухами о раздорах на родине.
Горизонт оставался чистым, но безопасным путь явно перестал быть.
Святой аспект-император объявил день отдыха и совещания.
Интенданты раздавали пайки все меньше. Люди Кругораспятия израсходовали все припасы, далеко обогнав обозы с продовольствием, идущие с юга. Попадавшиеся по пути реки уже настолько обмелели, что не могли даже наполнить их бурдюки живительной влагой. Дальше ни ноги, ни спины лошадей их не могли нести. Здесь, далеко за пределами цивилизации, заботиться о них было некому, кроме них самих.
Пришло время разбиться на отряды и отправиться на поиски пропитания.
Ничего лишнего.
Так можно было описать спальню аспект-императора. Простая лежанка для сна, ничем не отличающаяся от походных кроватей офицеров ниже рангом. Низкий столик даже без подушки для сиденья перед ним. Даже обитые кожей стены, которые у других привилегированных особ в Амбилике были все изукрашены, здесь были голы. Никакого золота. Никаких орнаментов. Единственное, на чем останавливался глаз, – многочисленные ровные колонки значков вокруг восьмиугольника небольшого кованого очага в центре комнаты.
Король Нерсей Пройас служил Анасуримбору Келлхусу больше двадцати лет, и до сих пор этот человек озадачивал его. В юности ему приходилось часто наблюдать, как его наставник, Акхеймион, играет с меченосцем Ксинемусом в бенджуку – древнюю игру, в которой фигуры определяли правила. То были безоблачные дни, как часто бывает у юнцов из привилегированного класса. Двое игроков выносили столик под один из портиков с видом на море и начинали игру и перебранку, перекрикивая менеанорейский ветер. Стараясь не шуметь, чтобы не разжигать и без того бурных страстей, Пройас наблюдал за битвой, ободрительно подмигивая проигравшему, как правило – Акхеймиону. Он не переставал удивляться ходам играющих, хотя едва ли мог постигнуть их суть.
Так он узнал, что значит служить аспект-императору: быть свидетелем непостижимых решений. Разница была лишь в том, что для Анасуримбора Келлхуса весь мир был игральной доской.
И Мир, и Небо.
Действовать, не раздумывая. Вот, вот что было непременным условием, искрой, из которой разгорался культ. В Высоком Айноне, в разгар Унификационных Войн, ему случилось узреть Истребление Сарневеха, акт зверской жестокости, который до сих пор вызывал содрогание у него во сне время от времени. Позже, когда придворные математики доложили, что среди погибших насчитывается более пяти тысяч детей, Пройаса стала бить дрожь; начавшись в руках и где-то в животе, она быстро распространилась по всему телу. Его вырвало. Он отпустил приближенных и рыдал, забыв о своих обязанностях, один в темной палатке. И тут заметил его слегка светящуюся фигуру.
– Скорби, – сказал аспект-император, – но не считай себя грешником. Мир превозмогает нас, Пройас, поэтому мы упрощаем то, что не можем понять. Нет ничего сложнее порока и добродетели. Все жестокости, что ты совершаешь от моего имени, имеют свое место. Понимаешь ли ты, Пройас? Сознаешь, что никогда этого не постигнешь?
– Ты наш отец, – всхлипнул Пройас. – А мы твои преданные сыны.
Заудуниане.
Комната опустела. Но Пройас упал на колени, склонив голову к тростниковому коврику. Его пронзил острый стыд при виде скопившихся в его покоях трофеев – по крайней мере, вчетверо превосходивших обычную долю. Так дальше не пойдет, решил Пройас. И он призвал всех офицеров последовать его
