этих следов прежде. Они проступали, словно галеотская татуировка, повсюду внизу…
Останки некогда могучего города.
Серва вдруг так горестно зарыдала во сне, что Сорвил с Моэнгусом оба ринулись к ней. А когда Сорвил застыл в нерешительности над мечущейся девушкой, принц-империал отодвинул его и сгреб ее в охапку. Она проснулась, не прекращая плакать.
Отчего-то вид благодарно ухватившейся за брата Сервы потряс его чуть ли не так же сильно, как падение Сакарпа. Все складывалось таким образом, что борьба аспект-императора против второго конца света выходила вполне правым делом. Мощь войска Великого Похода. Эскелес и его преподанный на равнине урок, лишающий спокойствия. Шпион-перерожденец, столь выразительно раскрытый в Амбиликасе. Ужас Полчища и хитрость Легиона Тройного Бремени. Да, хотя бы то доверие, которое Анасуримбор оказал ему, своему врагу.
Не говоря уже о сияющей сущности самого аспект-императора.
Сорвил знал, что ей снился этот безымянный город внизу. Она вновь переживала весь ужас его разрушения, когда он просто озирал почти заросший отпечаток улиц. И его вдруг пронзила та боль с неведомой прежде силой. Вид рыдающей Сервы вырвал из небытия картины, ввергшие в пучину горя ту, что казалась не поддающейся печали. До его слуха, казалось, донеслись бьющиеся на ветру трубные звуки тревоги, когда тот Смерч, который Эскелес всегда описывал в самых мрачных красках, стремительно несся на город…
Конечно, нет ничего легче, чем возложить вину на мертвых, пока они остаются в своем небытии.
Она перенесла их к этим руинам, хотя могла гораздо дальше, через всю долину. Заклинание сильно утомило ее, как и обычно, но Серва все же настояла на том, чтобы вместе с ними пройтись по улицам древней Трайси, священной Матери Городов.
Кроны высоких деревьев соединялись, создавая полумрак. Стены и бастионы все еще стояли, за века они лишь совсем вросли в землю, покрывшись пятнами лишайников и мхов. Местами волна поднявшейся земли захлестнула все, кроме некоторых замшелых камней посреди лесной поляны. Но были менее заросшие участки, где различалась кирпичная кладка, покосившиеся ступени, кругляши рухнувших и рассыпавшихся колонн.
Серва вела их по развалинам, раскрасневшись от волнения, а голос ее звенел, как у девушек, лишь в обстоятельствах куда менее трагических. Сорвилу казалось, что он узнает кое-что из того, о чем она говорила, либо напрямую, либо по именам, которые кого-то напоминали. Но в основном это были совершенно неведомые истории о делах невообразимо далекого времени, которое было уже давно минувшим для самых давних его предков.
Он никогда и не слыхал о Канверишау, первом Божественном короле, простиравшем некогда свое владычество на всем протяжении реки Аумрис. И не знал кроме Сауглиша других городов, соперничавших с Трайси в великолепии – Эритатте, Докоре и Амерау, где и после завоевания народом кондов продолжали говорить на древнем шейском языке Севера.
– Это твой народ, Лошадиный король, – сказала она, устремив на Сорвила глаза, в которых горел огонь непостижимых связей. – Вернее, родственный твоим предкам, происходящим из земель чуть севернее Того, что вы, сакарпы, называете Пределом Pale. Более трех тысяч лет назад они взяли приступом стены древнего Амерау и пронеслись по этой долине. Удовлетворив свою страсть к захвату, они не стали разрушать замечательные постройки, обратив жителей в рабство.
Она говорила с таким видом, будто ему следовало гордиться такими свершениями, добытыми кровью его предков. Но Сорвила вновь охватили сомнения. Среди сакарпов знать человека означало знать, кто его отец. И вот эта женщина рассказывает ему правду о предках его отца… Правду о нем самом?
Что же это могло означать, если чужеземцы знали тебя лучше, чем ты? Какими же глупцами были сакарпы, которые воодушевляли себя льстивыми сказками век за веком?
Неужели они настолько ошибались? Даже гордый Харвил.
Они дошли до более каменистого участка, и Серва настолько прибавила шаг, что Сорвил даже запыхался, взбираясь на склон и стараясь не отстать. Между деревьев виднелась таинственная прогалина, и впервые они оказались среди поистине монументальных сооружений: блоки тесаного гранита высотой с рост человека и длиной с телегу были разбросаны кругом, выпав из циклопических стен, часть которых еще величаво возвышалась. Серва стремительно двигалась дальше, проскальзывая местами сквозь щели меж камней, что вызывало проклятия брата. Им оставалось только не упускать ее из вида.
Сорвил остановился отдышаться, когда над ним открылся простор небесной голубизны, более насыщенной, чем на равнине. Он сощурился от брызнувшего в глаза света. Перед ним простирался местами заваленный каменными обломками, но чудесным образом совершенно не заросший прямоугольник площади. Лес подступал вплотную, но его ветви словно наталкивались на невидимый барьер или сдерживались каким-то страхом. Стоя в самом углу, он мог охватить взглядом ряды гигантских колонн, которые полностью ограждали всю площадь, а также колонн поменьше по внешнему периметру. Большая часть этих колонн, особенно внешних, упала, но и по оставшимся можно было угадать, как все выглядело прежде, со сводами.
Из сумрака леса вылетела пчела и, вдруг резко отвернув, полетела вокруг площади. Даже птицы избегали открытого пространства, перелетая с ветки на ветку в кронах обступивших колонны вязов и дубов, словно не желая оказаться на сцене, всем напоказ…
Король сакарпов затаил дыхание, понимая, что подступил к арене былой славы, откуда не исчез еще ее призрак. Тут жили слишком яростно, чтобы умереть окончательно.
Не оглядываясь, Серва бежала меж колонн и груд обломков.
