Мои руки творили все без моего ведома: сами потянулись к молнии, сами спустили брюки на пол, и выпуталась я из них так же покорно, как если бы просто раздевалась перед сном. Но я раздевалась перед Халлораном, не в силах отвести расширенных глаз от его, вмиг потемневших до ледниковых провалов. Все мое существо противилось тому, что происходит, но я этому противиться не могла.
— Подойди.
Я подошла. Джинсы остались за спиной, внутренняя ехидна задрала вверх большой палец: хороша же я, наверное, в свитере, трусиках и носочках.
— Расстегни ремень, вытащи и отдай мне.
Как во сне я наблюдала за тем, что творят мои пальцы. Касаются холодной пряжки, вытягивают кожаную ленту из петель, а потом сворачивают вдвое и протягивают ему. На мгновение в темно-зеленых глазах сверкнул огонек: яростный, злой, который тут же поглотила бездна льда. Напряглась, когда свернутая петля коснулась подбородка, заставляя поднять голову.
— Ну как? — жестко спросил он. — Похоже на то, что ты чувствовала раньше?
«Нет! — захотелось завопить мне. — Нет, нет, нет, не похоже! Отпустите меня!»
Но я могла только стоять и смотреть на него.
— Да будет вам известно, эсса Ладэ, подчиняющая магия голоса… — От каждого слова что-то внутри сжималось. — Работает именно так.
Это действительно ничем не напоминало то, что я чувствовала раньше. Никогда в жизни я не испытывала такого: подчинение чужой воле, отстраненность, сосредоточенность на последнем слове и ожидание нового приказа. Даже в ту ночь, когда он приказал мне замереть… перед тем, как забрать силу, нет это не было безволием. Я следовала за ним, но сама хотела того. Безволие — это полная пустота, покорность и желание идти за голосом, который эхом звучит в ушах. То нарастая, то затихая. Но ведь я и правда думала, что…
— А теперь ложись на кровать. На живот.
Развернулась и направилась к кровати. Огромной, застеленной плотным кремовым покрывалом, с перекинутой поверх темно-коричневой дорожкой. Перед глазами все плыло: то ли от осознания того, что должно случиться, то ли от чувства, что я сама себя загнала в эту ловушку. Сердце билось о ребра с отчаянной силой, а когда лента ремня коснулась моих ягодиц в скользящей будоражащей ласке, пропустило удар.
Если я пошевелиться не могла, то мысли, наоборот, устроили пляски.
Он же меня сейчас выпорет… чтоб его, меня же в жизни никто не порол. Мама ни разу не ударила, а отчим единственный раз отшлепал, и то не больно. Но я за это на него две недели дулась. А этого… этого… вообще никогда не прощу!
Щеки полыхали от унижения.
— Урок первый, эсса Ладэ, — в голосе его с шипением плавилась сталь, — мне не нужно использовать магию, чтобы заставить женщину себя хотеть.
Да вы что?! Еще и второй будет?
Ремень продолжал поглаживать мои ягодицы, выписывая узоры то на них, то на внутренней стороне бедер. Лежать неподвижно становилось все тяжелее: страх смешивался с возбуждением, от которого кружилась голова и пересыхало во рту. Заставляя готовиться к боли удара как к чему-то неизбежному и желать Халлорану упасть на иглорыцку[7] причинным местом.
— Ничего не хочешь сказать?
Я поняла, что и впрямь могу говорить: язык больше не напоминал бесполезный придаток, вшитый в мой рот за ненадобностью.
— Драконище драное! — прошипела я. — А ну отпусти меня неме…
Свист ремня заставил сжаться, готовясь к обжигающей боли. Кожаная лента впаялась в покрывало рядом со мной с таким хлестким звуком, что внутри от сердечного приступа насмерть умерла одна Леона. А сама я почувствовала, что сейчас хлопнусь в обморок. Благо хоть падать будет недалеко, уже лежу, и все такое. Во мне дрожало все, от кончиков волос до поджилок, уж не знаю, где они там находятся. Даже пятки подергивались… Что?
— Урок второй. Я не бью женщин. И я уже с минуту тебя не держу.
На сей раз голос его сочился насмешкой, я же взвилась на кровати и принялась швырять в него все, что попадется под руку: подушку в атласной наволочке — на тебе! Вторая, третья, четвертая! Халлоран уворачивался с таким непробиваемым лицом, словно в Совете готовился выступать. При этом еще и ремень сматывал вокруг пальцев. У, скотина! Бессердечное драконище, изувер, чтоб тебе никогда больше ни одна женщина не дала! На тумбочках не нашлось ничего подходящего, а столик с пепельницей и длинный диван располагались слишком далеко, чтобы до них бежать. Точнее, бежать до них надо было через Халлорана, поэтому я замерла, тяжело дыша и мысленно посылая ему лучи презрения.
Судя по монолитной физиономии, они не доходили.
— Запомни на будущее: ни одна магия в мире не способна вызвать желание близости.
Он с силой отшвырнул ремень в сторону, пряжка жалобно звякнула о стену. Прищуренные глаза яростно сверкнули, обожгли похлеще, чем мог бы тот же отвергнутый ремень.
— Ну да, — хмыкнула я, сполна возвращая его яд. — На это способен самый обыкновенный афродизиак.
