– Но они же все равно там, – сказала Дженни.
Вот тогда он понял, по-настоящему понял, за что ее назвали Дженни, Витающей в облаках, и почему они ее боялись. Эта девочка видела звезды там, где все остальные видели только старые обои. Разве могли они с таким справиться?
Именно поэтому через пару недель, увидев Дженни утром, Питер не сразу заметил, что в ней изменилось. Ночью в коридорах слышалась какая-то возня, бормотание и тихое хныканье, но Питер не обратил на это внимания, потому что подобные звуки не редкость, во всяком случае, в этих стенах. Он перевернулся на другой бок и снова заснул.
Он встал рано, задолго до первой экскурсии, даже до завтрака, а Дженни что-то долго не показывалась из своей комнаты, а когда вышла, глаза ее были устремлены на потолок. Питер, наблюдая, как она ощупью идет по коридору, подумал, что, кажется, она слишком далеко зашла со своим витанием в облаках.
– Что? – спросил он. – Ты не хочешь даже посмотреть на меня и поздороваться?
Говоря так, он и вправду подумал, что ей, должно быть, все-таки стало противно глядеть на такого грязнулю.
– Я не могу, – прошептала Дженни.
– Я тут, внизу. Просто перестань задирать нос и сразу увидишь.
– Серьезно, – шепнула она, и на этот раз Питер заметил, что голосок у нее дрожит. – Я не могу.
Пальцем она показала себе на плечо.
– Здесь что-то мешает.
Питер зашел ей за спину. На первый взгляд все выглядело как обычно, поэтому он ногтями попытался откинуть в сторону блестящие темные волосы (ему вдруг стало до слез жалко, что у него такие когти и что они мешают ему погладить ее пальцами по волосам).
У него перехватило дыхание – но по другой причине.
– Что они с тобой сделали?
– Не знаю. – Теперь в голосе Дженни слышалось нетерпение. – Это ты можешь рассмотреть, а я нет.
Отодвинув волосы Дженни в сторону, Питер изучил картину. Они придумали, как показать публике то, что нельзя было увидеть. Сначала откинули ей голову назад, а потом закрепили так, чтобы девочка смотрела только вверх, полностью лишив ее подвижности. Множеством грубых черных стежков подтягивали кожу на затылке к коже у основания шеи. Выглядело все это просто убийственно. Когда Питер описал это Дженни, от ее рыданий у него чуть не разорвалось сердце – а ведь он даже не был уверен, что оно у него еще сохранилось.
Он бережно уложил ее волосы на место и пообещал, что ни за что не бросит ее, хотя сейчас ему и придется отойти совсем ненадолго, – он скоро вернется и, если она не против, поможет ей с завтраком.
После этого Питер бросился бежать вниз по лестнице, с четвертого этажа на третий, на второй, а оттуда на первый – к границе, за которую им было строго-настрого запрещено заходить. Здесь его задержала массивная дверь, зарешеченная не простыми вертикальными прутьями вроде тех, через которые на них глазели экскурсанты, а еще и поперечными и такими частыми, что даже дети не могли просунуть сквозь них руку.
С такими длинными ногтями Питер не мог как следует сжать кулак, но он постарался и принялся стучаться в дверь. Он колотил в нее, лягал ногами и снова колотил, и что-то орал сквозь решетку, пока в коридоре по ту сторону не распахнулась дверь и из нее не выскочил мистер Крауч.
– Что такое, что такое! – заскрипел он. – С чего весь этот шум и гам?
– Как вы могли такое устроить? – крикнул Питер в ответ (тоже неслыханное дело, так давно забытое, что он уже и не помнил, что такое возможно). – Она пришла сюда такая, как есть. Зачем было делать с ней такое!
Мистер Крауч в выцветшем фиолетовом халате, висевшем поверх пижамы, как парус, кряхтя, вплотную подошел к решетке и долго всматривался, а потом мерзко захихикал.
– Да ты к ней неровно дышишь, что ли? Да?
– Так нечестно! – кричал Питер. – Это неправильно!
– Следил бы ты лучше за собой, мой мальчик. Не заставляй меня позвать к тебе Вжик-Вжика, понял? Ты ведь не хочешь, чтобы он за тобой пришел, – зловеще произнес мистер Крауч, и в его тихом голосе слышалась угроза. – Он умеет отстригать не только пальцы, так что попридержи лучше свой длинный язык.
Питер захлопнул рот. Такое ему никогда не приходило в голову. Но потом он подумал, что отступить без боя хуже, чем лишиться языка, которого у него и так все равно что не было, поскольку никого не интересовало, что он говорит.
По крайней мере, до сих пор.
А еще он пожалел, что отросшие волосы полностью закрыли ему лоб и лицо, так что мистер Крауч не видит его презрительной усмешки.
– И какие ножницы он возьмет для этого? – спросил Питер.
Мистер Крауч издал утробное рычание, которое перешло в усталый вздох.
– Ты еще не понял, что это за место? За все это время ты так и не понял, где твое место, малыш? Твое и остальных убогих? Тебе объяснить, что вы
