Такое дело нельзя было делать в спешке. Такие дела требуют тщательной подготовки.
И еще оно требовало мужества, потому что кое-чего Питер не знал наверняка и мог только надеяться, что рассчитал правильно. Мистер Крауч, в свою очередь, был начеку. Несомненно, старик знал о потерянном ключе и, скорее всего, винил во всем трясущуюся, как студень, миссис Крауч, однако не мог не знать и того, что потерял его по свою сторону двери. Оставалось надеяться, что рано или поздно ключ попадется на глаза, а пока воспользоваться запасным.
Что до Питера, он держал это в строжайшем секрете, только он и Конрад – больше не знал никто. Раз другие не знали, то не могли даже невольно выдать себя, а лица самого Питера мистер Крауч, хоть и был крайне подозрителен по натуре, почти не мог рассмотреть, тем более что запах немытых волос стоял между ними, как вторая решетчатая дверь. А Конрад – сами посудите, ну кто будет опасаться ребенка без больших пальцев?
Так что со временем мистер Крауч успокоился и снова стал самим собой, раздражительным и брюзгливым. Это означало, что время пришло.
Питер решил, что начинать нужно вечером, чтобы успеть управиться до начала обычной утренней программы. Он вернулся на свой наблюдательный пункт возле большой зарешеченной двери и, как никогда прежде, забарабанил в дверь и колотил, и лягал, и колотил какое-то время.
Предсказуемый, как сила тяготения, в коридор выскочил мистер Крауч с развевающимися полами рубахи.
– Что такое, что такое, с чего весь этот шум и… – На миг он затих, уставив на Питера взгляд, от которого скисло бы молоко. – Снова ты. Разве я тебя не предупреждал, малыш?
– Я думаю, что никакого Вжик-Вжика нет, – заявил Питер уверенно, как только мог. – Я считаю, что вы его придумали.
Глаза разгневанного мистера Крауча сузились и превратились в две щелки.
– Ах вот оно что, мерзкий блохастый крысеныш! Так погоди, скоро узнаешь, что есть, а чего нет.
Больше сказать было нечего. Питер вытянул руки перед собой, ободранными костяшками кнаружи, а потом резко выбросил к потолку оба средних пальца.
Принимая во внимание длину его ногтей, оскорбление прозвучало внушительно.
На случай если дальше все пойдет не по его плану, Питер предупредил остальных ребят, чтобы спрятались, особенно Конрад. У него один вид Вжик- Вжика мог вызвать болезненные воспоминания. Потом Питер уселся на краешек кровати. Долго ждать ему не пришлось.
В самом низу зазвякали дверные засовы. Потом застучали шаги на лестнице, этаж за этажом. Тот, кто к ним поднимался, шел не как другие взрослые – не топал, не шаркал. Его шаги были размеренными и целенаправленными. Они звучали равномерно, как тиканье огромных часов, отстукивавших мгновение за мгновением. Вот он широкими шагами прошел по коридору, вырос в дверном проеме, вступил внутрь – неестественно высокий и до ужаса худой, особенно ноги, похожие… да-да, на ножницы. Высокая шляпа почти касалась потолка, а лицо состояло из острых костей, обтянутых землистой кожей, хотя он не казался таким уж дряхлым.
На носу у него красовались очки, увидев которые, Питер обрадовался – необычные очки в медной оправе, с круглыми стеклами, одно прозрачное, другое темное. «Да! – подумал Питер со вздохом облегчения. – Я так и знал».
Вжик-Вжик остановился, взглянул на Питера, и его руки задвигались изящно и проворно, словно пауки. Он откинул полу длинного сюртука, открыв целый сверкающий арсенал ножниц и ножничек, развешанных по ранжиру. Бегло осмотрев их, Вжик-Вжик сделал выбор. Он пощелкал ими в воздухе: вжик-вжик- вжик.
– Средний палец, стало быть, – произнес он. – Мистер Крауч так добр, что позволил тебе самому выбрать, который. Ему показалось, что они одинаково оскорбительны.
Питер протянул обе руки, растопырив пальцы пошире.
– Давай все десять. Но только ногти.
Брови Вжик-Вжика поднялись выше очков, почти до края шляпы.
– Ногти?
– Ага, а потом волосы. И еще кое-что, только не сразу, ладно?
На полноценную улыбку Вжик-Вжик, видимо, был неспособен, но все-таки сумел изобразить некое подобие кривой ухмылки.
– Ты ведь знаешь, кто я и зачем я здесь. Или нет?
Питер положил руки на колени.
– Собственно говоря, я долго об этом думал. Ты был одним из нас, разве нет? Тебя ведь тоже держали здесь взаперти? А за что – уж не за то ли, что ты всего-навсего любил бегать с ножницами? И все?
– Дело прошлое.
– Может, и так, но я уверен, что ты и сейчас жалеешь о потерянном глазе.
Вжик-Вжик опустил ножницы и заинтересованно склонил голову набок.
– Готов поспорить, это не было несчастным случаем. Ах, конечно, все говорили, что такое может случиться, но не случалось же. Потому что ты всегда смотрел под ноги и никогда не падал. Но тогда выходило, что они ошибаются, а им ведь нужно, чтобы всегда было по-ихнему? Они должны быть правы, а
