Анника могла испытывать определенные сомнения относительно Эрика, но трудно было бы отрицать, что работник он добросовестный. Стояла середина июля, и сад предстал перед ними во всем своем великолепии. Куда ни посмотри, везде обнаруживались приятные, радующие глаз сюрпризы.
Цветущие кусты были рассажены и по одному, и в обворожительных сочетаниях, а плодовые деревья росли на первый взгляд в случайном порядке, однако сад в целом имел вид чрезвычайно гармоничный. Куртины эффектных однолетников и многолетников чередовались со скромными луговыми цветами в выверенных пропорциях, а вьющиеся растения образовывали причудливые завесы, разграничивающие отдельные участки сада. На земле не было видно ни одного упавшего листа.
– Тебе нравится? – спросил Роберт.
– Не то слово. А тебе?
– Пожалуй.
По-видимому, Роберт уже настолько привык к саду, что перестал обращать на него внимание. Возможно, у него были связаны с этим местом какие-то тяжкие воспоминания, потому что выглядел он мрачно.
– А лошадей посмотрим? – спросила Анника.
– Лошади… – Роберт неопределенно помахал рукой. – Лошади там.
По засыпанной гравием дорожке они прошли сквозь туннель из кустов рододендрона. Дорожка вывела их к небольшому озеру, и Анника заметила всплески и полюбовалась плавными движениями округлых рыбьих спин у самой поверхности воды. Конюшня располагалась за озерцом, а выгул простирался почти до самой воды. До Анники долетели знакомые запахи сена, конского навоза и животных, и она спросила:
– Я тебе рассказывала, что занималась верховой ездой?
Роберт вздохнул и помотал головой:
– Нет, даже не упоминала.
– Я регулярно тренировалась с десяти до тринадцати лет, а потом уже не могла себе этого позволить.
Повисло неловкое молчание, как бывало всякий раз, если дело касалось финансового положения их семей в детстве и юности. Роберт словно не мог решить, как подступиться к этой теме и что сказать. Анника с самого начала решила воспринимать это как симпатичную неловкость, но сейчас ей стало досадно. Подавленное настроение Роберта омрачало этот солнечный день, так что она едко добавила: «После того как отец нас бросил, мама сидела на пособии».
– Понятно, – отозвался Роберт, открывая дверь.
Конюшня, в которую вошла Анника, мало чем походила на тесный сарай из металлоконструкций в Росунда, где она училась верховой езде. Это место больше напоминало собор. В высокий потолок, опирающийся на деревянные своды, были врезаны большие окна. В помещении был небольшой манеж и сеновал. Старые доски пола и стен и балки выглядели превосходно, без намека на плесень или гниль. Упряжь и вожжи сверкали, будто смазанные маслом.
Осмотревшись, Анника покачала головой:
– Неужели за всем этим ухаживает один человек?
– Да. – подтвердил Роберт, – Почему ты спросила?
– И как только он все успевает?
Роберт окинул взглядом конюшню, удивленно поднимая брови, словно ему раньше не приходила в голову эта мысль.
– Наверное, он просто много работает.
Ступая по опилкам, Анника подошла к денникам, жадно втягивая носом воздух. Она так давно не бывала в конюшнях и успела почти забыть, как ей все это нравилось.
Она уже была на полпути к манежу, когда отворилась дверь одного из денников и вышел Эрик, одетый в джинсы и красную клетчатую рубаху. В руке он держал мягкую щетку для чистки лошади. Шаги Анники, до этого момента уверенные и беспечные, вдруг застопорились, превратившись в сложную комбинацию дерганых, плохо скоординированных движений, и она чуть не упала, споткнувшись о какую-то невидимую преграду.
Пытаясь скрыть смущение, она остановилась, притворившись, что рассматривает какую-то архитектурную деталь, и засунула руки глубоко в карманы брюк. Эрик подошел к ней. Если в костюме он казался привлекательным, то сейчас был просто неотразим. Джинсы облегали мускулистые ноги, под тканью рубахи было видно, какая могучая и широкая у него грудь. Анника моргнула и проглотила слюну. Тело ослабело, как будто кто-то превратил его в студень.
Что за идиотские мысли приходят ей в голову? О том, чтобы покувыркаться в сене, пока хозяин на работе? Мозолистые руки ласкают нежную шелковистую кожу, а потом: «
