больше нечего – посторонних девиц кусать.
Однако посторонняя девица, темноволосая, сероглазая бариста с чудесным детским румянцем на щеках, смотрит на меня с таким восхищенным отчаянием, словно я уже не раз являлся ей в страшных снах. Впрочем, кто меня знает, может быть и являлся. За мной не уследишь.
– Не вам лично, а вашим клиентам, – исправляюсь я. – Но и вам тоже, если захотите. В общем, всем подряд.
И вынимаю из-за пазухи сверток с печеньем. Пахнет оно, надо сказать, сокрушительно. Да и выглядит вполне ничего, хотя бывший скульптор в моем лице мог бы слепить края и поаккуратней.
– Это печенья с предсказаниями, – говорю я в ответ на немой вопрос. – Chinese fortune cookies, в честь китайского Нового года, он же совсем недавно… – на этом месте мой взгляд падает на настенный календарь, и я, спохватившись, исправляюсь: – То есть уже, получается, в честь Луперкалий. В смысле, Валентинова дня. Тридцать китайских валентинок для любителей пить кофе по вечерам. – И увидев, что моя сероглазая бариста окончательно впала в замешательство, добавляю: – Я художник. У меня проект.
Убойный аргумент, на все времена и случаи. По крайней мере, в нашем городе. На том и стоим.
Вот и сбитая с толку бариста тут же умиротворенно улыбается и кивает. И достает откуда-то из-под стойки большое керамическое блюдо:
– Раз проект, высыпайте сюда. А мне одно можно?
– Да просто необходимо, – говорю я. – С кого и начинать проект, если не с вас.
Разломив печенье, она тихонько смеется. Я, конечно, умираю от любопытства, но не подглядываю. Читать чужие предсказания некрасиво, даже если ты сам их только что написал. Ну и потом, гадать интересней: что ей досталось? Про мантикору? Или про лошадь? Или вкусный прыжок в сторону? Или мое обещание четырежды примерещиться? Я бы, честно говоря, совсем не прочь.
– Что это у вас? Можно попробовать? – спрашивает ее строгий молодой человек с узлом волос на затылке. И, не дождавшись ответа, берет печенье.
– Осторожно, там бумажки, – говорит ему бариста. – С предсказаниями, не проглотите. Мне досталось очень смешное. А печенье вкусное – обалдеть.
– Пошло дело, – шепчет мне в ухо Нёхиси. Надо же, он сегодня, оказывается, при галстуке и в строгом черном костюме. Сумрачная элегантность гробовщика.
Мы сидим на дереве, через дорогу от кафе, где я оставил печенье. Следим за входящими и выходящими оттуда людьми. И ведем подсчет опророченных – на пальцах, для точности. Ради удобства Нёхиси временно отрастил еще две руки – голые, без рукавов. Мне даже смотреть на это безобразие холодно, а ему хоть бы хны.
– Смотри, какая игра завертелась, – говорю я ему. – Смотри, какая игра! Даже не ожидал, что будет так круто. Вот эта женщина – видишь? – зашла сюда в полном отчаянии, сама не зная, зачем, а вышла – натурально вылетела на крыльях. Даже не представляю, что ее так вдохновило? Витамины? Синее пламя? Ладно, неважно, главное результат. А этот толстяк крепко о чем-то задумался, похоже, его проняло. А помнишь ту парочку в самом начале? Такие хорошие дети, ссорились на пороге, а вышли уже в обнимку. Мы с тобой молодцы – такую отличную игру устроили, да еще в тот момент, когда я вообще ни черта не мог.
– Ну, теперь-то ты, похоже, пришел в себя, – улыбается Нёхиси. – Это самое главное.
– Да я-то как раз ладно, – отмахиваюсь. – Так или иначе пришел бы, куда я от себя денусь. Главное, игра у нас получилась. Игра важнее, чем я.
Сквер Лаздину Пеледос
(Lazdynu Peledos skveras)
Хана
По утрам, просыпаясь, больше не спрашивал себя: «Где я?» Уже привык. Вставал, выходил на балкон, смотрел во двор, где среди дровяных сараев обильно цвели бордовые и лимонные штокрозы, приветственно махал соседу, который иногда в это время уходил на работу, а иногда наоборот возвращался; тот отвечал хмурой утренней улыбкой. Шел в кухню, нажимал кнопку кофейного аппарата, привычно возносил молитву суровым божествам пробуждения: «Только бы не пришлось вот прямо сейчас его чистить!» Божества внимали и милосердно переносили чистку на вечер. Рассеянно думал, слушая фырканье машины: «Теперь у меня такая жизнь». Больше не удивлялся. Но и не особо радовался. Чему тут радоваться, когда через полчаса надо выходить на работу.
Жизнь в этом городе больше не походила на приключение; строго говоря, приключением она казалась только первые два дня, когда приехал сюда на выходные, чтобы осмотреться и принять решение о переводе в местный филиал банка, где открылась подходящая вакансия. Эти два дня неожиданно стали чуть ли не лучшим отпуском в жизни. Вроде бы ничего особенного не происходило, просто гулял, глазел по сторонам, удивляясь фрагментам самого настоящего леса, тут и там пробивающимся прямо в центре; потом уже понял: это не лес пробивается, а город пророс сквозь лес, как гигантская колония грибов. Заходил в кафе, совался во все незапертые дворы, выбирал дома, в которых хотелось бы пожить, любовался русалочьими лицами и разноцветными прическами студенток, читал воодушевляющие надписи на стенах – те, которые мог разобрать, по-русски и по-английски; по-немецки тут не писали, а литовского не понимал. Удивительно, но это совершенно не мешало чувствовать себя как дома. Даже наоборот. Как будто это обязательная составляющая
