— Мелкая, либо ты сейчас же сядешь, либо очень меня разозлишь!
Я сглотнула и, зажмурившись, опустилась на подушку.
Страшно? Нет. Только очень странно и непривычно.
— Ешь, — велел дракон, подвигая к себе плошки с рисом, кимчи и плоское блюдо с обжаренными кусочками мяса.
Я осмотрелась, но не обнаружила ни каши, ни обычной для рабов похлебки. Желудок предательски сжался от витавших запахов: мясо, пряная капуста, горячий чай…
Опустив голову, я сидела напротив хозяина, не зная, что мне делать. Взять что-то из еды с этого стола? Пять лет я привыкала к тому, что ничего подобного мне нельзя. Я рабыня. Без прав. Не человек. Вещь.
Господин подхватил палочками кусочек мяса и отправил в рот. От него исходило столь явное недовольство, что пришлось вжать голову в плечи.
— Мелкая, что нужно с тобой сделать, чтобы ты хоть что-то съела?
— Не хочу есть… — отозвалась я, решив не рисковать. Уж лучше поголодаю, но не разозлю этого нелюдя. Подумаешь, три дня голода. И не такое проходила!
— Когда ты последний раз хоть что-то ела? — испытующе воззрился на меня хозяин, взял чистую тарелку и начал складывать на нее рис, мясо, немного тушеных овощей, а потом плюхнул еду передо мной со словами: — Ешь. Тарелка должна быть пустой.
Руки тряслись, палочки выпадали из пальцев, а ложку я трижды уронила на пол. Хотелось заплакать, но показать свою слабость — открыться перед хозяином.
Дракон быстро и уверенно поглощал содержимое тарелок. Я никогда не видела, чтобы люди ели так много. При этом господин не выглядел сильно уставшим, а на талии не выделялись следы обильности в пище.
Заметив мой взгляд, дракон усмехнулся и сказал:
— Я всегда много ем.
Дернувшись, как от удара, ведь не ожидала, что он окажется столь проницательным, я еще ниже опустила голову. Мало ли! Это сейчас хозяин ведет себя так, будто перед ним не рабыня, которую он купил, а человек. Через час он может передумать. Я видела подобное.
У второго моего господина была любимая забава…
От воспоминаний даже перед глазами потемнело.
Это было перед тем, как он продал меня и многих других. Азартные игры никогда не приводили к счастью, а для хозяина они были главным развлечением после измывательств над женщинами.
Часто он покупал на рынке понравившихся рабынь только затем, чтобы через день или неделю отправить их на смерть, когда они переставали быть интересны. Он выбирал лишь молодых и сильных, часто — совсем недавно ставших рабынями. Ему нравилось видеть их ненависть, его завораживало, как они сопротивлялись… Крики девушек из его покоев каждый в доме мог различить даже из самого дальнего угла. Если девушки начинали рассказывать о том, что делал с ними господин, то умирали сразу же, поэтому их предупреждали о молчании. К тому же легко не размыкать губ, когда тело испещрено синяками и царапинами.
Я была благодарна своей выдержке за то, что не показала характер, не дала хозяину заметить себя…
— О чем думаешь? — прищурился дракон, рассматривая меня. Его взгляд я чувствовала так, будто смотрела в глаза.
— Ни о чем, господин, — очень тихо и ровно промолвила я.
Никогда нельзя давать повода думать о себе. Раб должен быть не белее стены, вровень с нею. Раб должен быть нужен, но не интересен. Так он сохранит себе жизнь.
— Не называй меня господином, когда мы наедине, — вдруг сухо сказал дракон.
Я вновь вздрогнула, ведь не знала, что последует за этим.
— Можешь звать меня Дже Хён.
Мой страх достиг пика.
Хозяина нельзя звать по имени! Только «господин», иначе я нарушаю все писаные и неписаные правила.
Подняв голову, я не удержалась от испуганного взгляда.
— О силы! — вдруг простонал Дже Хён. — Это ж надо… Так, мелкая, прекрати таращиться на меня, как на жерло вулкана, в которое тебя вот-вот бросят. Браслет на тебе держит сильнее, чем браслеты рабов, но в глазах окружающих теперь ты не такая же рабыня, как это бывает у людей. Поэтому можешь звать меня по имени. Я сам тебе это разрешаю. Поняла?
— Это неправильно, господин. — Слова сорвались с губ раньше, чем я успела их обдумать.
— Да ладно! — отмахнулся дракон. — Для моего народа правила людей не работают. К тому же вскоре мы уедем отсюда.
Я взяла палочками немного риса и отправила в рот — уж лучше я буду жевать и помалкивать, чем говорить. И без того сказала сегодня слов
