давала много мудрых советах. Когда я благодарила ее, она отвечала:
— Придёт день, и я больше не смогу выкармливать детей, зарабатывая себе на жизнь. Когда это случится, надеюсь, ты вспомнишь о том, что я ради тебя сделала. И я обещала не забывать.
«Мало кто мог сравниться красотой с маленькой принцессой, а уж характером и подавно. Она была так упряма, что никто не пожелал бы подобного своему ребенку». Так менестрели описывали Каушен, но было бы несправедливо винить в этом ее саму. Каушен была принцессой, а её мать королевой. Она была единственным отпрыском королевской ветви, единственным зеленым ростком на ней, и все ей во всём потакали. Хоть я и была любимицей Каушен, я не могла ухаживать за ней в одиночку. Няня терпеливо сносила все выходки Каушен: та разбивала тарелки и кричала от злости почти каждый день. Но когда принцессе строго наказывали сидеть в своей комнате, где она вопила во все горло и колотила ногами в дверь, я была с ней рядом, успокаивала и утешала ее. Понимала ли я тогда, что этим самым я подпитывала ее упрямый характер? Вряд ли я сознавала это, но чувствовала, что могу быть для нее незаменимой. В качестве оправдания могу сказать лишь одно: я считала, что принцесса принадлежит мне больше, чем кому бы то ни было. Я не выносила, когда ее заставляли что-то делать или принуждали к чему-либо. Я любила ее: она была моим ребенком, моей сестрой, моим будущем. Поэтому мне кажется, что в какой-то степени именно я была ответственна за её несносный характер.
Поначалу Каушен упрямилась по мелочам. Она хотела носить лишь желтую юбку — не зеленую, не красную и не синюю с белыми оборками. Только желтую, даже испачканную или порванную. И не соглашалась надевать другую, даже схожего цвета, даже сшитую той же портнихой: лишь ту единственную желтую юбку она хотела носить. Прачка и портниха трудились ночами, чтобы к утру юбка выглядела прилично. Каждый вечер я относила ее в прачечную, а утром просыпалась пораньше, чтобы забрать и вручить принцессе чистую и свежевыглаженную юбку. Я старалась делать это сама, используя любую возможность быть ответственной за то хорошее, что происходило с принцессой.
Тем временем Каушен росла, и ее присутствие во время официальных приемов становилось все более необходимым. Именно я завязывала ей ботинки, взбивала юбки, поправляла ее черные волосы, а после приемов успокаивала уставшего и капризного ребенка и укладывала в постель.
Подрастая, принцесса Каушен стала проявлять характер и в более важных вопросах. Перестав носить исключительно желтую юбку, она стала требовать множество изысканных и сложных нарядов. Но отказывалась от говядины, свинины и птицы, стала есть лишь оленину: утром, днем и вечером, зимой и летом. Охотники добывали мясо любыми способами, а повар готовил для нее любимые блюда. Однажды отец, устав от ее капризов, решил продемонстрировать Каушен, какую работу проделывают ради ее блажи люди. Принцессе не было еще и десяти лет, когда он взял её на первую охоту. Я была в замешательстве, поскольку не любила лошадей и ездила на них без удовольствия. Но принцесса Каушен настояла на том, чтобы я тоже поехала, и я как всегда сдалась.
Если король надеялся припугнуть Каушен, то совершил ошибку. Она хорошо ездила на лошади и с легкостью держала общий темп. И дикая кровавая сцена травли загнанного оленя не привела ее в ужас — напротив, в течение нескольких следующих дней принцесса только об этом и говорила. Так что я, пропустив сие зрелище, могла с уверенностью сказать, будто присутствовала при нем.
В каком-то смысле король достиг своей цели: его дочь стала настоящей охотницей. Она расширила рацион, включив в него всю убиенную дичь. Поначалу она добывала себе фазанов и уток, а после, набравшись сил и опыта, оленину и даже кабана. Мы расставались с ней лишь на время охоты, и король очень радовался, что его дочь нашла себе интересы по вкусу. Несмотря на то, что охота отдаляла ее от меня, я не пыталась вмешиваться. Я с интересом слушала рассказы об ее подвигах, и мне кажется, что мои собственные неудачи на данном поприще несказанно радовали ее: ведь я была старше и обычно обгоняла ее во всем.
Тогда я поняла, как она выросла. С тех пор я никогда не забывала своего места. Присутствуя на уроках, я точила карандаши и перемешивала чернила, стараясь сделать вид, что не умею читать и считать так же хорошо, как она. Я училась по ночам, брала её свитки и возвращала еще до рассвета на то же место. Незаметно я получала знания по истории, дипломатии и поведению в обществе. Сидя на скамеечке у её ног, я слушала менестрелей, воспевающих исторические события. Прислушивалась к королевским министрам, которые рассказывали о тревогах со стороны Чалседа и тонкостях торговли с Бингтауном. Не забывая о своем низком происхождении, я использовала полученные знания и навыки, чтобы без проблем лавировать при дворе. Принцессу окружали амбициозные молодые леди и подходящие молодые лорды. Будучи невзрачной от природы, я с легкостью избегала мужского внимания, чего нельзя было сказать о женском. Некоторые спутницы Каушен меня ненавидели и пытались всячески унижать. Другие, пытаясь добиться расположения принцессы, льстили мне и одаривали небольшими подарками. Не уверена, которые из них были опаснее.
Днем я казалась вежливой и скромной. Но вечером, расчесывая волосы принцессы и готовя ее одежду ко сну, я докладывала ей все сплетни, о которых слышала. Мы обсуждали молодую леди, подающую тайные знаки мужчине, который был обещан другой. Мы вместе смеялись над девочкой, изо рта которой несло чесноком, и над мальчишкой с бородавками на руках. Я была её наперсницей, внимала ей и никогда не критиковала. И если среди ее окружения кто-то бывал недобр ко мне, то Каушен вдруг узнавала о том, что этот человек нелестно отзывался по поводу её волос, платья или кожи. После такого Каушен заметно к нему охладевала, что было, на мой взгляд, весьма заслуженно.
В семнадцать лет, став взрослой, по традиции Шести Герцогств Каушен стала королевой в ожидании. С этого момента принцессу начинали готовить к правлению. Она должна была присутствовать во время судебных заседаний и по возможности участвовать в принятии решений. Она приветствовала иностранных послов и дипломатов, выезжала за пределы своего герцогства, чтобы народ мог узнать ее.
