— Почему?
— Изо рта мертвеца росло омерзительно выглядевшее растение.
— Хмм. Очень интересно. — Бёрк вынул из кармана записную книжку и что-то написал в ней.
Пальмерстон открыл табакерку, вынул оттуда понюшку коричневого порошка, высыпал ее на обратную сторону правой ладони и поднес к носу. Он вдохнул его и в тот же миг его глаза расширились.
Бёртону пришло в голову, что от лечения евгеников лицо премьер-министра так натянулось, что глаза стали казаться восточными.
— Сложное положение, — пробормотал Пальмерстон. — Необходимо сделать множество ходов, капитан, ходов, которые изменят мир, и вы в самой гуще событий.
— Как так?
— Завтра вечером я сделаю официальное заявление в парламенте. Вас уже не будет в стране, так что я приехал именно для того, чтобы сообщить вам эту новость. Извините меня...
Пальмерстон отвернулся и поразительно громко чихнул. Потом повернулся обратно, и Бёртон заметил сотни глубоких морщинок вокруг его глаз и носа. Спустя несколько мгновений кожа разгладилась и они исчезли.
— Что за новость? — спросил Бёртон.
— Линкольн сдался. Америка наша.
Нижняя челюсть Бёртона отвисла. Он откинулся на спинку кресла, не в силах сказать ни слова.
— Не так давно, — продолжал Пальмерстон, — я говорил вам, что, если это произойдет, я потребую от Конфедерации полностью запретить рабство, как плату за нашу роль в их победе. Я по-прежнему собираюсь так и поступить. Но не сейчас.
Бёртон сумел собраться и выдавить из себя.
— Почему?
— Из-за
— Кровь и железо?
— Три месяца назад, когда вы занимались делом Тичборна, а наши перебежчики-евгеники дезертировали в Пруссию, канцлер Бисмарк выступил с речью, в которой объявил о своих намерениях увеличить военные затраты и объединить все немецкие территории. Он сказал — и, поверьте мне, я могу процитировать его слова дословно, потому что они выжжены в моей памяти: «Положение Пруссии в Германии определяется не либерализмом, а ее силой. Пруссия должна сосредоточить всю свою мощь и дождаться выгодного момента, который приходил и уходил уже несколько раз. Начиная с Венского конгресса у нас нет достойных границ для здорового политического организма. Важнейшие вопросы современности должны быть решены не речами и решениями большинства — это и была величайшая ошибка 1848 и 1849 годов — но
— Я читал отчет об этой речи в газетах, — сказал Бёртон. — Он собирается начать войну?
Пальмерстон сжал кулак.
— Вне всяких сомнений. Первый крикливый ход к мировой войне, предсказанной графиней Сабиной. Бисмарк пытается создать Германскую Империю, соперницу нашей. Однако Империя требует ресурсов, капитан Бёртон, а в мире остался только один по-настоящему большой нетронутый ресурс — Африка.
— И вы подозреваете, что Бисмарк пытается захватить там плацдарм?
— Я почти уверен, что он хочет захватить ее и выкачать все, что возможно.
— Но как это связано с американскими рабами?
— Если объединенная Германия захочет присоединить к себе Африку и начнется война, нам понадобится почти безграничный источник невозобновимой рабочей силы.
— Невозобновимой?
— Я верю, что так лучше говорить, чем «пушечное мясо».
У королевского агента кровь застыла в венах.
— Вы же не собираетесь... — начал он.
Пальмерстон прервал его.
— Мы собираемся сражаться, и нам потребуется все находящиеся в нашем распоряжении силы.
— Вы имеете в виду американских рабов?
— Да. Чуть более четырех миллионов человек, хотя я включил в их число женщин.
Челюсти Бёртона задергались.
— Проклятье! Вы говорите о людях! Человеческих существах! Об их семьях! И вы не только поддерживаете санкционированное государством рабство — вы говорите о кровавом геноциде!
