Потом повел им вверх и вокруг, зацепив скимитар бандита, шагнул вперед, согнув колени и дернул вверх. В то же мгновение сабля Дарваса вылетела из его руки.
Собравшие белуджи закричали от изумления, когда оружие их вождя, крутясь, взлетело в воздух и приземлилась у края арены.
Дарвас стоял как пораженный громом.
— Защищаясь, саблю необходимо держать у тела, — сказал Бёртон, как если бы читал лекцию. — Иначе, как видишь, ее легко отбить назад, и она может ранить не хуже атакующего клинка. Кроме того необходимо расслабить мышцы плечей, рук и запястья — ни в коем случае не используй их для защиты! — и вложить полную силу в контратаку.
Лицо Дарваса почернело.
— Да ты издеваешься надо мной, собака!
Бёртон покачал головой. — Я не хочу сражаться с тобой, Джамадар. Но только...
— Ричард! — крикнул Суинбёрн.
Что-то ударило Бёртона сзади в голову. Мир закружился вокруг него и исчез.
В голове бушевал пожар, колол в веки, рвал огненными когтями кожу. Он попробовал шевельнутся и обнаружил, что не в состоянии. Его пожирала жажда.
Он заставил себя открыть глаза и прищурился на безжалостное солнце. Повернув голову, он обнаружил, что лежит на спине — руки вытянуты, запястья и лодыжки привязаны к деревянным колам, вбитым глубоко в землю.
Вокруг поднимались дюны.
Он открыл рот, чтобы позвать на помощь, но сумел только прохрипеть.
Песчинки, гонимые горячим медленным ветром, ударяли в лицо.
Он испытывал странное чувство deja vu[17].
В поле зрения появился Джамадар Дарвас.
— Тебе удобно? — спросил он. — Быть может, чуть-чуть болит голова? Мой мулла — помощник — ударил тебя дубинкой. — Бандит хихикнул. — Клянусь аллахом, он знает, что я ненавижу, когда меня побеждают. Ты великолепный воин, Абдулла! Быть может, люди не врут о твоей расе, и англичане действительно непобедимы в сражении. Хвала аллаху, что в земле моего народа нет ничего, что привлекло бы ваши алчные взгляды! — Дарвас раскинул свои руки так широко, как если бы хотел обнять пустыню. И зло усмехнулся. — Посмотрим, — сказал он, — что эта земля присудит тебе, британец.
Он повернулся, взобрался на верхушку дюны, спустился по другому склону песчаного холма и исчез из виду.
Бёртон почувствовал, как его плоть трескается.
До заката еще далеко, и минимум три часа солнце будет светить так же сильно. Даже если он вынесет это, потом ему придется терпеть свирепый ночной холод.
Он подвигал языком во рту. Как будто передвинул камень.
Заклинание небытия.
Он вдохнул горящий воздух и осознал, что на какое-то время терял сознание.
Мысли ускользнули, он провалился в беспамятство.
Пробуждение.
Он силился что-то выговорить, позвать на помощь, но самое легкое движение рта тысячекратно усилило боль. Невыносимо яркие вспышки боли ослепляют его.
Он упал посреди ада.
Пламя.
Пламя в каменной чаше, свисавшей на цепях с потолка настолько высокого, что он теряется в тенях. Колонны. Монолитный храм, вырезанный в холме. Холм — в середине Кантапуранама, столице Кумари Кандам, земле рептилий-нагов.
Человек шагает вперед.
Он — брамин Каудинья, и он женился на дочке царя. Этот брак символизирует окончание войны между людьми и расой ящериц. Он уже год живет
