Верхом на раторне

Неудивительно, что в её памяти возник Тирандис.

— Кое-кто однажды дал мне вино с добавкой яда вирмы. Я его выпила. Оно имело такой же острый запах и вкус.

Кадет вздохнула почти с облегчением. — Большинство не верит, что он вообще был. Как долго? С прошлой осени, когда милорды Каинрон и Норф останавливались здесь по пути на сбор Войска в Готрегоре. Переврат приходил для охоты на Верховного Лорда и, несомненно, убил бы его, если бы певица Зола не столкнула его в огненную яму зала тлеющего железного дерева. Его кровь воспламенилась, и он практически взорвался — страшный беспорядок повсюду, или что-то вроде этого, как я слышала. Что касается вирмы, то её не видел никто кроме Верховного Лорда, и впоследствии Каинрон заявил, что он это придумал.

— Бедный, сумасшедший Норф.

— Вот так… леди, — добавила она, напоминая себе с кем и из какого дома говорит. — Они попытались сказать то же самое и про переврата, но его слишком многие видели, включая мою кузину, которая той ночью стояла на дежурстве у покоев Коменданта Харна. Мы, пограничные оболтусы, воспринимаем такие вещи серьёзно.

Она так драчливо сказала это, что Джейм засмеялась. — Я знаю. Я сама пограничный оболтус, также как и Тори, если конечно он не слишком разважничался в последнее время, чтобы забыть это.

Её глаза вернулись к осмотру потолка. Образы, плавающие там, были пусты как мешок паучьих яиц по весне, но горячий воздух из отдушин вдохнул некоторую определённость в эти дряблые формы. Вот поднялась, надуваясь, голова. Мгновение спустя воображение дорисовало изящный подбородок и изогнутую бровь, которая, казалось, хмурилась. Затем все эти черты гротескно распухли и образ отвернулся, со вздохом сдуваясь. Где-то в другом месте, мягкие перчатки паутины стали элегантными холёными руками, затем испещренными жилками прозрачными сосисками, а потом сдулись и пропали.

Это было похоже на прерывистые образы беспокойного сна, но вот чьего?

Два образа появлялись снова и снова, взаимодействуя в разных позициях, демонстрируя, казалось, долгую схватку. Один из них, очерченный лучше другого, всегда был повёрнут лицом прочь.

Другой образ, более туманный, всё время менялся, как будто пытаясь сохранить свою истинную форму — любую форму — и в тоже время расслаивался по краям. Несмотря на это… нет, он создавал острое ощущение присутствия двух, наличия яростного верного создания, изо всех сил вцепившегося в товарища, в то время как блуждающие сквозняки пытались их расщепить. Повсюду в комнате, сонмище его голов повернулись к ней, как будто читая мысли. Вокруг каждой головы плавали отдельные пряди, напоминая собой облако свободных белых волос.

Джейм сбросила с шеи усик паутины. Он оставил после себя тонкую жгучую линию.

— … ты ли это?

— Осторожнее, — сказала она двум своим товарищам. — В этих прядях всё ещё есть следы яда.

Послышались призраки слов, слабое эхо, наполненное бессильной яростью.

— … ты ли это, кто превратил мою жизнь в горькую золу?

Нет — хотела сказать Джейм. Ты сам сделал это с собой и, спасибо Тори, получил по заслугам.

Однако она остановилась, вспомнив другой погребальный костёр, тело другого переврата, плавящееся в огне и в её глазах закололо от слёз воспоминаний.

Ах Тирандис, Сенетари, заслужил ли ты свою судьбу? Будьте прокляты Мастер Герридон, парадокс чести и все три лика нашего бога, за то, что поставил нас в безвыходные ситуации, проклиная при неправильном выборе.

— Итак, переврат умер, — сказала она, собравшись, — вирма сбежала, а все рандоны выступили в поход на юг против Великой Орды, которую, кстати говоря, вели другие восставшие перевраты. Тем временем червяк провёл в Тентире зиму, возможно именно в этих покоях. Клянусь предками, здесь довольно жарко. И уединённо. Отличное гнездо.

Хайборн и кендар посмотрели друг на друга.

— Леди, нам лучше убраться отсюда.

— Хорошая идея, — подтвердил Серод, двигаясь к наружной двери.

Жур напрягся, уши торчком. Затем он вскочил на ноги и целенаправленно пробежал в противоположную дверь, ведущую в спальную комнату. Когда он не вернулся на зов Джейм, она последовала вслед за ним. Рута и Серод колебались, пока не услышали возглас и быстрый призыв: — Идите сюда. Посмотрите на это, вы оба.

Во второй комнате было ещё жарче, чем в первой, потолок покрывала колыхающаяся масса свободных прядей, особенно густая над кроватью. Джейм сбросила покрывало.

— Я хочу, чтобы этому были свидетели, — сказала она.

Они уставились на содержимое постели.

— Разбитая скорлупа? — сказала Рута. Она осторожно потыкала в перламутровые остатки. Те со слабым шипением растворялись и образовывали лужицы вязкой жидкости.