Верхом на раторне

безвкусными остатками никчёмной жизни и смерти, о которой горевать стоило ещё меньше. Даже вонь казалась старой и пыльной, слабое зловоние смертности. Дверь в северное крыло с помещениями слуг стояла приоткрытой и слабое, холодное дыхание проходящего сквозь неё воздуха звучало как долгий вздох. Джейм закрыла её. А потом, чувствуя себя немножко глупо, прислонила к ней кресло, так чтобы оно упало, если дверь начнёт двигаться.

Где-то за всеми этими остальными ящиками у южной стены, была ещё одна дверь, но она не собиралась её раскапывать. Неважно, спал ли Серод в каком-то своём гнезде, которое он там устроил, или же, более вероятно, был снаружи и отрабатывал своё содержание, шпионя в Комнате Карт. Чем бы она ни собиралась сейчас заняться, это было не его дело. С некоторым мрачным весельем, она расставила мины-ловушки и у этого края комнаты, используя богатый выбор безделушек и бутылок, уверенная, что они захрустят или покатятся под неосторожной ногой.

Вот. Я тебя предупреждала, больше никогда за мной не шпионить.

В очаге, среди груды тлеющих тряпок, светилось несколько красных угольков. Чтобы пробудить пламя, Джейм подбросила туда обломки коробки из кедра и протянула к загоревшемуся огню руки. Она всё ещё чувствовала себя очень замёрзшей и дрожащей, и совсем не готовой к тому, что должно было последовать дальше.

Кстати говоря, неужели всё это было действительно необходимым, или хотя бы разумным? В отличие от сферы души, находясь во снах, нельзя было получить физических повреждений, или так она полагала, но если она и в самом деле начала видеть провидческие сны, то кошмары прошлого могли рассказать ей нечто такое, что ранило бы гораздо сильнее, чем любой удар кулаком по носу. Она действительно хочет узнать, что случилось с её отцом в этой комнате много лет тому назад? Прошлые дни скрывали так много тёмных историй, и некоторые из них, возможно, было бы лучше оставить не потревоженными.

Ох, но прошлое не было мёртвым, только спящим, готовым снова подняться и нанести удар. Так ей пообещала Ведьма.

— Что-то изменило твоего отца, — сказала Ранет сквозь кровоточащие губы Искусительницы. — Теперь, его кровь бежит в тебе, как и твоем брате. Является ли его заключительное безумие вашим общим наследством? Сможет ли кто-нибудь из вас по-настоящему узнать самого себя, пока не поймёт его?

Ха. Сколько ни выбирай — всё одно. Это касается Тори так же сильно как и её. К тому же, весь её опыт показывал, что если повернуться к проблеме спиной, она норовит укусить вас в зад.

Здесь нашлась груда не слишком заплесневелой одежды, возможно, её обронила Рута, когда ринулась вниз по лестнице. Джейм навалила её на приподнятый очаг, создав что-то вроде постели, улеглась, всё ещё полностью одетая, и попыталась устроиться поудобней. Пламя грело ей спину, да и Жур забрался на руки, но она продолжала дрожать.

Куртка Лордана ухмылялась ей из теней у двери, где она позволила ей выпасть из рук. Никакое другое слово не могло передать выражение этих острых складок толстой от стежков ткани, слишком тяжёлой, чтобы смяться, даже когда её так бесцеремонно бросили. Несмотря на протесты потревоженного Жура, она со вздохом встала, чтобы поднять её. В конце концов, зачем ещё она притащила с собой эту проклятую вещь? Рута, как могла, почистила её и заштопала разорванную подкладку, но при малейшем движении, из неё по-прежнему просачивалась наружу старая вонь, как всегда сильная, индивидуальная и отвратительная. Вернувшись с курткой к очагу, Джейм задумалась, не бросить ли её в огонь. Фамильная реликвия или же нет, Грешан без сомнений изгадил её во время последней починки. Но если куртка стала ободранной шкуркой старых кошмаров, то ей всё ещё нужно узнать их секреты.

Самодовольно воняя, куртка легла на неё непрошенными объятьями. Складки одежды, на которой она лежала, впивались ей в кожу и она беспокойно ворочалась, заставляя Жура ворчать. Огонь рычал над своей деревянной добычей. Снаружи приходил приглушенный рокот казарм.

Никогда в своей жизни она не чувствовала себя менее способной заснуть.

II

— Чего это ты ухмыляешься?

Харн мрачно глядел на старшего офицера Эдирр, сидящего, скрестив ноги, третьим справа от него по кругу, через высокомерного Ардета и Даниора, который казался слишком юным, чтобы находиться здесь, в такой августейшей компании. Как и в зале внизу, Совет Рандонов придерживался порядка следования знамён их домов, но сейчас они сидели кругом, не выделяя старших и младших.

— О, ничего, ничего, — поспешно сказал Эдирр и отвернулся, чтобы поговорить с серьёзным Бренданом справа от себя.

Харн потянул свой шёлковый шарф. Может он и миленький, но скользкий; ему пришлось завязать его узлом вокруг своей толстой шеи, чтобы удержать от соскальзывания. Однако, теперь он чувствовал, что тот как будто пытается его задушить. Или он, или вина: Кадет Рута перехватила его прямо у входа в Комнату Карт с коротким, свистящим посланием, что Лордан Норф полагает, что ему следует надеть этот шарф — и это тогда, когда Джеймс должна была точно знать, что он собирается предать её.

Он тайком скосил глаза на украшенную вышивкой кайму, которая, похоже, так забавляла Эдирра. Если смотреть сверху вниз, она походила на абстрактный узор, павлиново-синие нитки на мерцающем сером. Он не видел ничего смешного ни в нём, ни в чём-то ещё, случившимся этим вечером.

Жуткая судьба Искусительницы его не волновала — сильно: было ясно, что женщина пересекла множество ограничительных черт, и то, что она насквозь продырявила Шета Острого Языка стрелой было наименьшим из её проступков.

Но этот мальчик в квадрате с вырванным горлом… что за несчастный, маленький комочек он из себя представлял, его глаза и рот, разинутый в