Верхом на раторне

— Тогда окно, — сказал Торисен и перебросил ноги через подоконник.

Стена под ним была плотно увита плющом, но он всё-таки был на высоте трёх этажей и только с одной здоровой рукой. Его ноги заскребли в поисках опоры по переплетению упругих лоз. Жёсткие листья лезли в глаза. Хитрость заключалось в том, чтобы шагнуть вниз, закрепить ногу, а затем спуститься и быстро схватиться рукой чуть ниже, прежде чем гравитация оторвёт его от стены. Наверху, волвер высунулась из окна, горестно поскуливая. Торисен был на полпути вниз, когда она бросилась вслед за ним. Он инстинктивно выпустил из рук опору чтобы поймать её и они оба упали, прямиком в руки Бурра. Рослый кендар поставил Торисена на ноги и щенок спрыгнула на землю.

До них долетел смех Тришен. — Вот теперь я верю, что вы и Леди Джеймс всё-таки родственники. Теперь, прошу меня извинить, мой лорд. Кто-то стучится в дверь.

— Беги, — сказал Торисен Бурру и последовал своему собственному совету.

VI

Они остановились во внешнем дворе, тяжело прислонившись к каменному боку старого замка.

— Трое, — сказал Торисен, смеясь и держась за заколовший бок. — Я больше никогда не хочу принимать участие в подобной охоте на оленя. — Затем он заметил выражение лица Бурра. — В чём дело?

— Мой лорд, управляющая Рябина нашла кендара Муллена.

Его формальность заставил Торисена отступить. — Нашла кого? Ох. Конечно. Где?

— В зале посмертных знамён.

Они были почти у его дверей. Торисен на мгновение заколебался, положив руку на запор, а затем вошёл, сопровождаемый Бурром. Они оставили щенка, забытого, но непреклонного, на пороге.

Зал занимал весь первый этаж старого замка, помещение с низким потолком, без мебели и окон. Факел, установленный в держателе у двери, приносил мерцание ложной жизни галерее лиц, тесно покрывавшей стены. Норфы, представленные здесь, были мертвы. Большинство портретов изображали хайборнов с резкими и гордыми фамильными чертами лиц, немало из них выдавало искажения безумия, которое также бежало в крови Норфов. Здесь были знамёна — портреты, но некоторые из них казались карикатурами; если не в жизни, то в смерти все хайборны попадали на суд тех, над кем имели власть. Кроме того, среди их сомкнутых рядов затесалось несколько кендаров, по большей части выдающихся офицеров, летописцев и ремесленников. Каждое знамя было соткано из нитей распущенной одежды, в которой каждый мужчина, женщина или ребёнок умерли. Воздух пах холодным камнем и старой заплесневелой тканью, с неожиданной примесью острого аромата свежей крови.

Рябина сидела в центре зала, держа на коленях голову пропавшего кендара. Когда она подняла глаза, её покрытое шрамами лицо, и так всегда невыразительное, показалось ещё менее живым, чем у окружающих её мёртвых.

— Я прежде всего посмотрела здесь, мой лорд, и нашла его.

Торисен встал на колени рядом с ней. Он не сразу понял, что он видит.

Широкое лицо кендара было сравнительно обычным, но весь его когда-то румяный цвет теперь создавался только светом факелом. Под ним, широкая грудь и грубые руки были, похоже, покрыты лохмотьями, тёмными от запёкшейся крови, как если бы он начал вырезать волнистые линии знака раторна на своей одежде, а потом и коже под ней, врезаясь всё глубже и глубже, кроме тех мест, где старые шрамы отталкивали лезвие в сторону. Большая часть крови вытекла давно и уже успела высохнуть, но часть её всё ещё слабо сочилась из его горла, где нож с белой рукоятью сделал, в конце концов, слишком глубокий порез. Кровь, в которую Торисен встал коленями, была ещё тёплой. Он мог чувствовать, как она просачивается через его одежду.

Мужчина всё ещё дышал, но уже едва-едва. Его глаза были полураскрыты как у уставшего ребёнка, которого пытаются насильно разбудить. Затем он разглядел, кто к нему склонился, и улыбнулся.

— Мой лорд.

Торисен сжал мозолистую руку кендара. — Муллен. Добро пожаловать домой.

Он продолжал улыбаться, но его глаза закатились, а дыхание не вернулось.

Торисен откинулся на каблуки, чувствуя себя ошеломленным. Он смотрел на узоры крови, свежей и высохший, растёкшиеся вокруг лужи крови, в которой он находился, и глубоко впитавшиеся в щели между плитами пола. — Это потребовало времени.

— Вероятно, почти весь день, — согласилась Рябина. Она неотрывно смотрела на своего лорда. Он также мог почувствовать на себе взгляд Бурра и тяжесть, как если бы все его мёртвые предки, висящие вдоль стен, тоже смотрели на него, как будто осуждая.

— Вы хотите, чтобы я понял, — сказал он им всем, — но я не понимаю. Почему здесь? Почему таким образом?

— Ты имеешь в виду, почему он превратил себя в сырье для посмертного знамени? — Резко спросил Бурр. — Чтобы его вспомнили, конечно, и какое место подходит для этой цели больше, чем это?

— Мой лорд… Черныш… — Рябина говорила мягко и осторожно, как с умственно отсталым ребёнком. — Имел ли ты хоть малейшее представление о том, что это происходит?