– Нет! – слова Амона были едва различимы за звуками ударов. – Ни в коем случае!
Кружа друг возле друга, соперники подняли облако пыли, и я несколько раз чихнула. Последний чих совпал с моментом, когда я снова потянула крышку, и неожиданно придал мне усиление. Нашлепка издала сухой скрип и поддалась.
Я торжествующе вскрикнула и принялась свинчивать ее с кувшина. Наконец она оторвалась с громким хлопком, точно вылетевшая из бутылки пробка. Сосуд наполняло мягкое сияние, и хотя мне меньше всего хотелось любоваться органами Амона, я не удержалась и заглянула внутрь.
На дне канопы парил рой крохотных золотых точек. Постепенно они начали собираться воедино, отчего сияние усилилось. Затем свет стал подниматься по горлышку, выплыл из кувшина и расправил нечто, подозрительно напоминающее крылья.
Теперь я видела, что это птица. Когда голова и клюв окончательно оформились, она издала пронзительный крик – точно такой же, какой я слышала во сне. Это был сокол, прекрасное золотое создание, будто сотканное из солнечных лучей.
Сияющие крылья затрепетали, и сокол, описав круг у меня над головой, начал подниматься к потолку пещеры. Я потрясенно выдохнула, поняв, что на самом деле это колонный зал. Теперь, когда его освещала чудесная птица, мне стали видны и борющиеся соперники.
Амон создал из песка очередное оружие – меч – и пытался поразить им слугу. В какой-то момент ему удалось ранить ушебти в предплечье, но оно сразу же налилось алым сиянием, и рана затянулась, словно и не бывало.
Затем красный свет окутал руки ушебти, и я поняла, что он тоже создает оружие. Пару секунд спустя в каждой его ладони появилось по длинному клинку. Яростно вращая лезвиями, слуга двинулся на своего бывшего хозяина. Тот едва успевал отражать удары. Каждый из них ослаблял силы Амона, хотя я не могла понять почему.
Внезапно золотой сокол спикировал вниз – и я догадалась, что он откликается на заклинание Амона. Голос парня гулким эхом метался между колоннами:
Птица с криком спланировала к Амону, и ушебти, воспользовавшись его заминкой, выбил у парня песочный меч. У Амона не было времени сотворить ему замену: он уже запрокинул голову, воздел руки, и все его тело озарилось изнутри нестерпимым сиянием. В зале стало светло, точно днем, и до меня тут же дошли три вещи.
Во-первых, чуть дальше в стене были еще три ниши – грубо раскопанные и усеянные осколками разбитых каноп. Керамические черепки тускло поблескивали на грязном полу. Во-вторых, пыль, которая заставила меня расчихаться, имела пугающий алый оттенок и слегка светилась. В-третьих, теперь Амон был у ушебти как на ладони, а еще – без меча, с раскинутыми в стороны руками – представлял собой легкую добычу.
Я закричала, и ушебти, бросившись вперед, всадил оба меча в Амона: один в живот, другой в грудь. Парень покачнулся и отступил на шаг.
В ту же секунду золотой сокол рассыпался миллионами светящихся точек, они двумя пылающими потоками втянулись в глаза Амона и исчезли. Парень повалился на землю. Алые лезвия уродливыми пиками торчали у него из спины.
Мы с ушебти одновременно издали два вопля: он – ликования, я – ужаса. Слуга обернулся ко мне, и на лице у него проступила уже знакомая масляная улыбка. Однако теперь он не видел того, что видела я.
Амон поднялся с пола. Нет, не так: его безвольное тело словно вздернула огромная невидимая рука. Затем парень равнодушно выдернул застрявшие в туловище мечи, распахнул глаза, и у меня перехватило дыхание. Там, где я привыкла видеть два ореховых – или ярко-изумрудных – колодца, теперь полыхало золотое пламя. Амон сделал вдох, и его тело начало преображаться.
Я моргнула, и знакомый мне силуэт пропал. На его месте распростер крылья гигантский, сотканный из огня и света сокол. Ударив крыльями по воздуху, он издал оглушительный клекот, и я почувствовала, как бегут по спине мурашки.
Это было самое прекрасное и смертоносное создание, которое я когда-либо видела. Я словно приросла к полу. Сокол взмыл в воздух и принялся описывать круг за кругом, не сводя глаз с растерянного ушебти, – а затем, прежде чем я разгадала его замысел, сложил искрящиеся крылья и камнем
