этот токсин, и был с ним очень осторожен – например, стирал его с твоей кожи в перчатках, которые потом выкинул. Я решил, что он не заметит, как я украдкой вычищаю остатки порошка из твоих волос.
– Но он же сказал…
– Что ты скоро проснешься.
– Откуда он мог знать, что я не вдохнула смертельную дозу? Или он был так уверен в твоих силах?
– Полагаю, и то и другое.
– То есть он решил не отправлять меня в больницу, чтобы проверить теорию насчет твоего божественного происхождения?!
– Похоже на то.
– Да он просто фанатик, – пробормотала я, усаживаясь в такси. – Хвала всем богам, что его теория подтвердилась.
Амон вручил шоферу визитку доктора Хассана и перекинулся с ним парой слов, прежде чем снова вернуться к нашему разговору.
– Что такое?
– Собрал кое-какие полезные сведения. – И Амон посмотрел мне прямо в глаза. – Я настаиваю, чтобы ты до конца дня отдыхала и восстанавливала силы.
– Гм, ладно. А к чему такой задумчивый вид?
Парень нахмурился.
– Полагаю, нам следует нанять пару женщин, чтобы они служили тебе при омовении.
Я тут же сделала лицо, на котором читалась вся скорбь арабского народа.
– Какая жалость! А я-то надеялась, что с омовениями мне будет помогать мой личный солнечный бог.
Амон сузил глаза и высвободил руку.
– Я не солнечный бог, а…
– Да знаю я! Уж и пошутить нельзя? – Я вздохнула. – Ванна мне и правда не помешает, но смею тебя заверить – с омовениями я прекрасно справлюсь сама. Прости, что подвергаю твои божественные ноздри пытке своими флюидами.
На пару минут в машине воцарилась тишина. Я уже решила, что Амон забыл о разговоре, как вдруг он негромко произнес:
– Правда в том, что если бы я заточил в фиал твой аромат водяной лилии, а потом оказался в дюнах, изнывая от нестерпимой жажды под палящим солнцем, и шейх пустыни предложил бы спасти мою жизнь в обмен на эту величайшую драгоценность, я не поделился бы с ним даже каплей – соблазняй он меня хоть всеми сокровищами, шелками и редчайшими диковинами Египта и окрестных земель. Сказать, что твой запах для меня приятен, значит оскорбить его преступным преуменьшением.
Чувства Амона, которые волнами докатывались до меня при этом монологе, сбивали с толку. Я четко ощущала его сожаление, глубоко затаенную жажду и поверх всего – отчаяние. В такси снова повисла пауза: я не знала, как полагается отвечать на признания столь пышные и при этом трогательные. Мужчины так не говорят. Настоящие мужчины, я имею в виду, – из плоти и крови.
Монолог, который он только что на меня обрушил, скорее подошел бы герою Болливуда – перед тем как увезти героиню в закат на слоне. Я ни на секунду не допустила мысли, что Амон действительно имел в виду то, что сказал.
– Где это ты выучился таким речам? У тебя в саркофаге был вай-фай?
Амон пожал плечами, но глаз на меня так и не поднял.
– Мои чувства правдивы.
Я несколько секунд вглядывалась в его лицо, пока не поняла, что он не шутит.
– О, – ответила я извиняющимся тоном. – Тогда… Гм, спасибо.
Амон фыркнул, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Вскоре такси замедлило ход, и шофер указал нам на симпатичный оштукатуренный домик. Мы выбрались на тротуар, и Амон сжал мою руку, прежде чем склониться к водительскому окну. На этот раз беседа заняла больше времени, и я, высвободив ладонь, отыскала у парня в кармане связку ключей. Он быстро выпрямился, наградил меня строгим взглядом «ни-шагу-от-хозяина» и снова вернулся к разговору.
Я пересекла короткую подъездную дорожку, удачно обсаженную деревьями. Тенистые сикоморы защищали хозяина не только от жара солнца, но и его слепящих лучей. Дом Осаара Хассана представлял собой аккуратный двухэтажный особняк, каждый этаж которого был покрыт красной черепицей; ее чешуйки по-драконьи наползали друг на друга.
Перебрав все ключи, я наконец нашла нужный и шагнула в дом. Несмотря на обилие окон, солнце здесь ощущалось менее злым, а воздух – довольно свежим. Подойдя к ставням, я поняла, что стекла покрыты тонкой защитной пленкой, которая, по-видимому, отражала прямые лучи.
Если двор дома казался чистым, исполненным глянцевого блеска и геометрического изящества, внутреннее убранство составляло полную его противоположность. Все доступные поверхности были завалены египетскими сокровищами – от рассохшихся пергаментов в подтеках цветной краски до огромных резных орнаментов. Безделушки и предметы старины были разбросаны как попало, без намека на замысел дизайнера, и явно нуждались в метелке
