джинсов до колен и пошла по мелководью. Вода была теплой.
Но купаться мне не хотелось. Да и плавать я не умею.
Небо над головой было огромным. Лилово-розовые пышные полосы облаков лежали на нем от края до края, будто гигантские крокодилы в тихой реке. Я медленно пошла вдоль полосы прибоя. Остаться бы на этом острове навсегда, бродить по пляжу, сидеть на вилле в гостиной и играть в настольные игры с… черт, почему мне на ум пришел этот рыжий инспектор?
С Мишей. Навсегда – с Мишей? Смятение захлестнуло меня. И это слово – «навсегда»… Если навсегда с Мишей, то значит, никогда больше мы не сядем в баре с Бондиным и не будем болтать, и он никогда не поцелует меня больше… Но мы же можем быть друзьями… Нет, не хочу я, чтобы мы были друзьями! К черту дружбу! Кажется, он мне нравится, этот долговязый нелепый сыщик. И как-то по-другому, чем Миша. Никакого спокойствия, сплошные терзания. Это что же – я влюбилась, что ли? Это по-настоящему вот так влюбляются?
С Мишей все было по-другому. Когда мы начали встречаться, он был мне симпатичен, я чувствовала к нему теплоту и нежность… Но чтобы вот так, чтобы хотелось помчаться к нему со всех ног, взъерошить волосы, заглянуть в глаза, повиснуть на шее и…
А может, я просто свихнулась, а вовсе не влюбилась? Свихнулась от всего этого навалившегося за два дня колдовства, похищения Миши, путешествия на другой конец света!
О, а вот и Мелисса. И рыжий сыщик. Я вышла из-за небольшого песчаного холма и увидела их. Мелисса сидела на полосатом матрасике, спиной ко мне, приняв какую-то неестественную, но суперграциозную позу «а-ля голливудская звезда каких-нибудь шестидесятых», рассчитанную, по-видимому, на Бондина. Но зря. Тот, в одних синих шортах, лежал на спине, раскинув руки и уставившись в небо. Его туфли и аккуратно сложенная одежда лежали рядом.
– Инспектор, – капризно сказала Мелисса, пока что меня не заметившая, – не могли бы вы намазать мне спинку кремом от солнца…
О боже. Какой избитый, глупый и пошлый прием! Да и солнце уже садится.
– Полежите минут пятнадцать на спине, – отозвался Бондин, поворачивая голову, – солнце сядет, и крем вам не понадобится… – Он заметил меня: – Вика? – Живо приподнялся, сел. – Решила поплавать все же?
Белобрысая Крыса тоже повернулась и хмуро посмотрела на меня.
– Я не умею плавать, – ответила я.
– В таком-то возрасте, – заметила блондинка.
– Тут странный песок, правда? – сказал мне Бондин и пересыпал похожий на порох песок ладонью.
– Правда, – сказала я, подходя к нему.
– Это остатки вулканической деятельности, – сказал Бондин.
Я присела рядом с ним, бросила кроссовки. Погладила теплый песок ладонью, сказала:
– Откуда ты знаешь?
Он положил ладонь поверх моей руки, сказал:
– Читал где-то…
– А как там Миша? – раздался пронзительный голос Мелиссы. – Уже очнулся?
– Не знаю, – обернулась я, – иди проверь.
– И не боишься, что я его у тебя опять уведу? – язвительно сказала Мелисса.
– Без любовного зелья тебе это вряд ли удастся, – сказала я.
Крыса раздула тонкие ноздри, запыхтела, а потом сказала:
– Да. Но только потому, что он очень порядочный и не нарушит слово, даже если тебя не любит.
Миша порядочный. А вот я, кажется, нет. Не должна я так смотреть на Дениса Бондина. И вспоминать, как его губы прикоснулись к моим губам. Ведь я невеста! У меня свадьба в Новый год!
Моя ладонь выскользнула из-под ладони Дениса, я вскочила, сказала:
– Пойду я.
Он вскочил вслед за мной, проговорил:
– Я с тобой. Подожди, только оденусь.
– Нет, – помотала головой я. – Не ходи.
Схватила за шнурки свои кроссовки и быстро пошла обратно в сторону виллы.
Слышу, шуршит за мной кто-то. Бондин, в шортах и развевающейся рубашке, с остальной одеждой в руках, догнал меня:
– Поговорим?
– Нет.
– Да не беги ты так! Чего ты боишься?
