– Сделайте погромче!
Мелисса усмехнулась, взяла колонки – они были без проводов – и понесла в гостиную.
Миша подошел ко мне:
– Может, мм-м… тоже потанцуем?
Миша? Хочет танцевать? Да еще какой-то огненный латинский танец? Как-то мы с ним танцевали, на вечеринке, в первые дни знакомства. Это было больше похоже на тихое и упорное утаптывание ковра в обнимку.
Бондин только усмехнулся, поглядел на нас и продолжил потягивать чай из расписанной зелеными цветами чашки.
– Нет, я… кхм… устала, – ответила я, прижимая ладонь к столу и перекрещивая ноги, будто и не рвалась танцевать минуту назад.
– Хорошо, – обиженно сказал Миша.
– А я бы потанцевала, – заявила Мелисса, появляясь из гостиной.
Миша направился к ней, взял ее под руку, и они вышли.
Прямо дежавю какое-то. Не хватало только, чтобы она его во второй раз увезла – теперь на какой-нибудь другой край земли. Я покосилась в сторону гостиной. Но бороться за Мишу желания не возникало. А может, даже хорошо будет, если она его и правда еще разочек увезет. Рука моя снова забила в такт музыке – теперь из гостиной доносилось что-то вроде диско.
Бондин улыбнулся во весь рот:
– Фирменные торты мадам Бабы-Яги.
– Что? – не поняла я.
– Нижний слой располагает к танцам. – В глазах его плясали смешливые искорки.
Я покосилась на торт:
– А средний?
– К песням. – Он встал, подошел к торту, поднял ножом одну розочку со среднего слоя, взял ее пальцами и съел. А потом вдруг… запел довольно мелодично: – Сердце краса-авиц склонно к изме-ене…
– Он голос дает, что ли? – не поверила я.
– Нет, – сказал Бондин, – просто петь хочется.
– Почему же в магической реальности не видно, что там какие-то зелья?
– Да они очень слабого действия и едва светятся, – сказал Бондин. – Серебряное магическое сияние мира их перекрывает. И к тому же они разрешенные. У Бабы-Яги на все ее зелья есть лицензии.
Интересно, сколько зелий за эти два дня – да нет! за сегодня! – я уже попробовала? Что ж, продолжим знакомство. Я подошла к торту и аккуратно взяла со второго этажа кремовую завитушку. Повертела, понюхала – ничего такого. Слизнула – сладко и обыкновенно, белковый крем с ягодно-ликерным привкусом. Кажется, малиновым… Как там в песне пелось: «По малину в сад пойдем, в сад пойдем…». Вторую строчку «и малины наберем…» я промурлыкала вслух.
Елки, действует!
Бондин смеялся.
– А третий, верхний – что?
– Третий располагает к… беседам, – сказал Бондин.
– Зачем? – Я представила гостей, которые сначала пляшут, потом поют, а потом – беседуют? Что за ерунда? Кто хочет беседовать на свадьбе?
Ладно, проверим. Я решительно подступила к третьему этажу. Поболтать я всегда не прочь, а тут, возможно, например, интересные темы будут в голову приходить.
И темы заявились.
Я с причмокиванием и смакованием откушала маленький шоколадный треугольничек бисквита, политого шоколадной глазурью. С кусочком сахарного шлейфа от платья куклешки-невесты.
Бондин смотрел-смотрел на меня, потом тоже отрезал ломтик и проглотил его. Глаза у него заблестели, будто он слегка опьянел.
– Какой у тебя таинственный взгляд, – сказала я ему. – Такой туманный и интригующий.
– Это туман твоей красоты застилает мне глаза, – сказал Бондин.
– Спасибо за комплимент, – хихикнула я.
Он пригладил волосы, присел на соседний стул.
– У тебя такая интересная профессия, – начал он, – сидеть на кассе в супермаркете, каждый день видеть новых людей…
– Откуда ты знаешь, кем я работаю? – поинтересовалась я.
– Читал о тебе, – игриво сказал он. – В заявлении Маргариты Петровны о принятии тебя в семью… Замечательная профессия.
