– Да что такого? – Он тоже поднялся. – Я просто хотел, чтобы мы хоть раз нормально поговорили.
– Нормально? – продолжала возмущаться я. – Значит, я бы здорово смотрелась балериной? И у меня «изящные пальчики»? Смеялся надо мной?
– Мне еще и не такое говорили, – заметила Орхидея.
– Вовсе не смеялся, – сказал Бондин, – я правда так думал. Хотя теперь…
– Что?
– Ничего. Вижу, что ты просто мегера.
– Вы мало поели торта, – сказала Орхидея.
– А ты, – сказала я Бондину, – жалкий тип. Ищейка чертов!
– Слушай, иди-ка ты к своему расчудесному жениху и ему высказывай все, что хочешь! – сказал Бондин.
– И пойду! – крикнула я и бегом вышла из кухни.
Звучало страстное танго. Миша и Мелисса стояли в обнимку у камина и целовались.
Ах ты, свинский сын! Я оглянулась в поисках того, чем бы запустить в изменщика. А зачем ведьме что-то, она может прямо из воздуха сотворить все, чем можно хорошо подраться или просто снести башку. Но от нервов магия не желала слушаться. В руках моих появилась теннисная ракетка, потом бумажный самолетик. Да ну, и без магии разберусь! Раньше я ведь как-то жила без нее. Правда, начищать Мише морду мне еще ни разу не приходилось. Мало я его еще знала!
Я ринулась на кухню, к торту, схватила этот дурацкий «флиртовый» этаж – Орхидея уставилась на меня, не донеся ложку с шоколадным бисквитом до рта – и направилась к выходу в гостиную, но Бондин придержал меня за рукав и забрал из крема безголовую фигурку невесты со словами:
– Глаз вышибешь.
Откуда он знает, что я собираюсь с этим тортом сделать?
Я побежала в гостиную.
Блондинистая пиявка как раз наконец-то оторвалась от Миши, этот подлый изменщик довольно лыбился, и тут налетела я и зафинтилила тортом ему прямо в лицо.
Он зафыркал, стал пальцами скидывать крем с лица. Я захохотала. Он вытер глаза, облизнул инстинктивно губы, посмотрел на меня бешеным взглядом, а потом вдруг скривил измазанную шоколадом морду в ухмылке и заорал, перекрикивая музыку:
– Да ты самая темпераментная пантерочка, какую мне доводилось встречать!
Я захохотала еще громче. Флиртомания на него теперь напала!
Я махнула на колонки. Музыка умолкла.
А Миша вдруг подмигнул Белобрысой Крысе и сказал игриво:
– Чудесно целуешься, малышка.
Малышка?! Ах ты, гад недобитый! У меня в руках возник сам собой… веник? Почему веник? Хотя орудие вполне подходящее! И я стукнула Мишу веником. Попала по плечу. Хотела еще, да этот гад вцепился в веник руками.
– Отдай! – кричу. – А то я тебя какой-нибудь сковородкой отколошматю!
– Ты же сама сказала, что между нами все кончено! – процедил он сквозь зубы, не выпуская веник.
– Я думала, что ты будешь против! – зарычала я, дергая веник к себе.
– Ждала, что умолять буду? – озлился он.
– Так и знала, что я для тебя ничего не значу! – кричала я. – Ты только и ждал повода, чтобы побежать к своей Крысе.
– Кто Крыса? – завопила Мелисса. – Это я Крыса?! Ах ты, простушка!
Я стукнула Мишу локтем, вырвала у него веник и взлохматила им прическу этой нахалке. Она завизжала. Ага! Без магии и драться не умеешь! Боковым зрением я заметила, что из кухни прибежали Бондин и Орхидея.
Миша схватил меня в охапку со спины, прижав мои руки так, что я не могла ими пошевелить:
– Ты обалдела?
– Это ты во всем виноват, – сказала я, отдуваясь.
– Я?
– Да отпусти ты, – проговорила я, – не буду больше.
Мелисса отошла на безопасное расстояние. Я отдала Мише веник, развернулась и пошла прочь из гостиной во дворик.
Я неожиданно почувствовала себя такой усталой от всей этой неразберихи, от сумасшедшего мельтешения чувств и мыслей, что не хотела ни говорить, ни видеть кого бы то ни было.
Свежий ночной воздух струился через раскрытые стеклянные двери. На небе сияли звезды, далеко, у берега, тихо вздыхало море.
Во дворике было темно, и я не сразу заметила, что на шезлонге у стены кто-то отдыхает. И хотя в темноте нельзя было хорошо рассмотреть лица, я
