Бондин поглядел на наручные часы:
– Обещали через полчаса. Прошло уже двадцать минут.
– Ясно. – Я зевнула, взяла рюкзак с дивана, чтобы не забыть его, и села на кресло. Как же хочется спать. Я прикрыла глаза. Вот сейчас бы кофе не помешал. Я вспомнила, как Ганс настаивал на том, чтобы мы его пили, и пожалела, что в доме нет ни Ганса, ни пиратки-стюардессы.
А вставать и идти на кухню, искать кофе, кипятить воду – а вдруг у них, как у богатых, растворимого кофе нет, так вообще варить придется… Нет, на все это просто нет сил. Ох, я, видимо, не проснулась окончательно! Я же ведьма! Ща-ас…
Я вообразила, что на столике рядом со мной стоит чашка с ароматным, горячим, с нежной сливочной пенкой каппу… Классно. Только, кажется, мне хотелось кофе слишком сильно. Чашка получилась размером с ведро. Или даже больше.
Бондин отодвинул газету, потянул носом и спросил:
– Не поделишься? Тоже засыпаю.
Поделюсь, конечно. Только надо теперь вообразить что? Правильно. Две пустых маленьких чашечки и какой-нибудь черпак.
О. Какая красота. В моей правой руке оказалась аккуратненькая серебряная поварешка.
И чашечки получились что надо: тонкие, белые, фарфоровые – и даже вместе с блюдцами и маленькими ложечками. И эти чайные пары, будто лебеди, плавали по кофе, взрыхляя сливочную пенку.
– Красиво, – сказал подошедший Бондин.
Я подняла одну чашку с блюдца. Оно продолжило медленно нарезать круги по кофе. Подняла вторую. Поставила их на стол и налила в них кофе черпаком.
– Супер, – сказал Бондин, принимая чашку.
В это время в гостиную зашли Орхидея с Николаем, потом Миша – с улицы.
– Это для всех? – спросил Миша, протирая глаза и кивая на кофе.
– Да, – сказала я.
А Орхидея сотворила из воздуха еще три чайных пары. В отличие от моих, они появились на столе.
– А чего там тарелки плавают? – спросил Миша, подходя к фарфоровому ведру ближе.
– Для красоты, – буркнула я.
Орхидея улыбнулась, махнула пальцем, блюдца поднялись с поверхности, покружились в воздухе и, поднявшись к потолку, исчезли.
– Вот за что, – сказал Бондин, снова усаживаясь на диван и раскрывая газету, – я люблю магию. За ее поэтичность.
Хм. Любит он. Запрещать он ее любит.
– Да, – покивал Николай, смакуя кофе, – я тоже.
Миша налил себе черпаком кофе в чашку, пошел и, позевывая, приземлился на второй диван.
– Я тут подумала, – произнесла Орхидея, отставляя пустую чашку, – остаться и отремонтировать самолет. – Она повернулась: – Можно, Денис?
– Да, – кивнул он, отложил газету в сторону, снял очки и спрятал их во внутренний карман пиджака. Потом поднялся, подошел к нам и налил поварешкой себе еще кофе. – Я отмечу в отчете, что вы уже ответили на все двести шестьдесят семь вопросов и что за вами нет нарушений.
– Спасибо, – сказала Орхидея.
– Сколько вопросов? – не поверила я.
– Двести шестьдесят семь, – сказал Бондин. – Ну, это вместе с обычными, анкетными, об имени, возрасте, весе, семейном положении…
– Вес-то зачем? – удивилась я.
– Ну, потому что ведьма не может сотворить предмет больше своего веса, – объяснил Бондин.
– Про вес-то понятно, – сердито кивнула Орхидея. – А вот про семейное положение к чему?
– Не знаю, – сказал Бондин. – Для галочки, возможно.
Я прекрасно понимала Орхидею. Все эти анкеты так и норовят каждый раз тыкнуть в глаза, что ты все никак не найдешь себе мужа.
– Внесите предложение, – сказала Орхидея, – пусть отменят.
– Хорошо, – кивнул Бондин, прихлебывая кофе, – внесу.
– А я помогу тебе с ремонтом, – сказал Николай Орхидее, – я тоже немножко разбираюсь в воздушных судах…
Орхидея улыбнулась:
– Спасибо.
– Здесь домик недалеко сдается, я уже говорил… – немного смущаясь, произнес Николай.
– Супер. – Орхидея цвела.
Похоже, у кого-то медовый отдых на острове намечается.
Со стороны главного входа раздался сигнал автомобиля.
