позже!
Я замолчала. На глаза навернулись слезы. Терпеть этот бешеный накал не было сил. Где его эмоции, а где мои? Запутанный клубок из злости, боли и упреков висел прямо над нами, мешая сконцентрироваться. Сказанные и услышанные слова эхом отдавали в ушах.
За окном тоже было тревожно. На небе сгущались серые тучи, ветер поднимал с тротуара желтые листья и швырял в лица прохожим. Карловна зябко ежилась на лавке, но боевой пост не покидала.
– Что там было? – вырвался вопрос, который я старательно удерживала последние годы.
– Где?
– Там…
От Паши повеяло изумлением. Сплетенные в тугие узелки лучики гнева распутались и исчезли, оставив легкий привкус погасшего костра. В машине стало спокойно и почти прозрачно.
– Ты никогда не спрашивала, – тихо произнес Паша, без упрека, всего лишь констатируя факт.
– Теперь спрашиваю, – мой голос раздавался откуда-то сверху и казался чужим. – Что ты видел?
– Лабиринт.
– Какой лабиринт?
– Показать?
Логично. Зачем описывать нечто непонятное, когда можно показать одно маленькое воспоминание.
– Ладно, давай, – согласилась я после недолгих раздумий.
Его энергия нахлынула в тот же миг. Настолько сильная, что я едва не захлебнулась. Еле расслабилась и снова впустила то, от чего вчера была рада избавиться. Теплота разлилась по телу, наполнив сознание смутно различимыми образами. Картинка, возникшая перед глазами, была серой и нечеткой. Изображение сжималось, шло полосами, как в плохо настроенном телевизоре. Вдалеке что-то шипело, внизу нарастал треск. Необозримое черное пространство уходило в бесконечность сотней запутанных дорожек и действительно напоминало лабиринт. Рассмотреть его я не успела: сбоку громко булькнуло, дорожки заструились волнами. Все застыло, оборвалось и потухло.
– Довольна? – спросил Паша.
Я с трудом сообразила, что до сих пор нахожусь в его машине. Потерла виски и в замешательстве прошептала:
– Жуткое место…
– Вот и я так решил, поэтому пошел обратно. Сразу.
– Ты только через три недели очнулся.
– Это стало для меня сюрпризом.
– Время там течет совсем ненормально, – заключила я. – Вдруг Соня не знает, что ее нет целых три года?
– Она понимала, на что шла. Перестань уже себя изводить, – вдумчиво сказал Паша и мрачно добавил: – И меня тоже.
Качели протяжно скрипнули и стихли. Дети спрыгнули с них и наперегонки помчались к подъезду. Небо потемнело, клубы туч исполосовали его поперек, по-звериному оскалившись на землю.
Почему я обвинила во всем Пашу? Моей вины было не меньше. Глубоко внутри зародилось сомнение. Маленькое, робкое, но это было оно. Возможно, я тогда погорячилась.
В машине резко похолодало. Я закуталась в пальто, спрятала руки в карманах и посмотрела на Пашу. Пауза затягивалась.
– Со смертью Вениамина все кончилось? – поинтересовалась я, чтобы нарушить молчание.
– Вряд ли. – Паша нахмурился. – Совет обоих еще не отозвал.
– Обоих? Кто второй?
– Да так… Одна милейшая девочка.
Чудесно! Мне достался маньяк с садистскими наклонностями, а ему – милейшая девочка. С чего бы не наоборот? Но вслух я спросила другое:
– Что Совету здесь надо?
– Нельзя, чтобы эта история получила огласку. Сложно предугадать, кого заденет в будущем.
– Заранее контакты налаживаешь? Какого ты приехал к Вениамину с этим…
– Почему бы нет? – не разделил моего мнения Паша.
– Ну… – протянула я отстраненно. Объяснять что-либо решительно не хотелось. – Та девочка такая же?
– Если ты имеешь в виду энергетический иммунитет, то да.
– Иммунитет? – растерялась я. – Откуда он берется?
– Есть один эффект, – уклончиво ответил Паша. – Очень редкий. Когда после агрессивного вмешательства в подсознание барьер не восстанавливается. В итоге вход в подсознание блокируется намертво.
