прожитый год. Необходимость опекать маленькую, язвительную всезнайку казалась ей плохой наградой за трудный и нервный год, проведенный в классной комнате.
– И еще кое-что… На днях у меня был очень странный сон о тете Долли. Я плавала в озере, не здесь, а где-то, где потеплее, и она заговорила со мной. Она была просто белым силуэтом под водой. Но я знала, что это она, и отчетливо слышала ее голос.
– Что она сказала?
– Я не помню. Что-то не очень страшное… Но вот только что-то в этом сне было неправильно. Не могу понять что. Как будто она хотела меня обмануть. Я проснулась вся в поту.
Шея и руки Бернис покрылись гусиной кожей. Она не знала, что ответить, но удержалась от рассказа о собственных кошмарах.
– Да, это довольно странно.
– Я почти боюсь расспрашивать об убийстве, – сказала Лурд.
– Но «почти» не считается, верно? – Похоже, они с Лурд на одной волне. Только вот на какой?
– Мама тоже никогда о нем не рассказывала.
– Ну, твоих двоюродных братьев и сестер дедушка Говард пугал этой историей каждый Хеллоуин.
– Не очень-то это деликатно с его стороны.
– Да, но это другая ветвь семьи. Он не Киссинджер. Нэнси не посвящала тебя в семейную историю?
– Фрэнк не любит пустых разговоров. Он само благоразумие. А мама берет с него пример. – Для Бернис не было секретом, что Лурд не любила отца. Его имя было Франсуа, но она за глаза звала его Фрэнком. Она сделал пирсинг на пупке и вытатуировала на пояснице американский флаг, только чтобы позлить его. Забавно, но его приемные сыновья, Джон и Фрэнк, любили его чуть ли не больше французских багетов.
Хороший размен, потому что дочь его ненавидела. И о чем только думала Нэнси, когда выходила замуж за этого идиота. Хотя Бернис прекрасно представляла, о чем она думала, – Франсуа был первоклассным инженером-строителем, одним из лучших в Париже. После смерти Билла Нэнси думала только о том, как поднять на ноги детей. Мальчики тогда учились в школе, а на Билле тяжким грузом висели ипотечные кредиты и счета за химиотерапию. Бернис подозревала, что Нэнси зачала Лурд только по одной причине – чтобы закрепить сделку. Нэнси сделала правильный и умный выбор – почему это должно ее раздражать? Когда Бернис потеряла Элмера, она поступила иначе – закрылась от всех и смирилась с ролью вдовы. С тех пор прошло одиннадцать лет, а она так и не вышла во второй раз замуж, даже на свидание ни разу не сходила. Это было очень неправильно – завидовать Нэнси, но, Господь свидетель, именно это она и делала. Может, поэтому Лурд была ей слегка неприятна – совсем чуть-чуть, – а завидовала она, наверное, потому, что они с Элмером все откладывали рождение детей на потом, а теперь было слишком поздно.
Лурд спросила:
– Ты поэтому нас сюда привезла? Чтобы рассказать страшную историю и хорошенько нас всех напугать?
Бернис рассмеялась, чтобы скрыть растущую неловкость:
– Мне это и в голову не приходило. Я взяла с собой сумку с книгами и крем от загара. По вечерам у нас планируется турнир в криббидж. Надеюсь, тебе не будет с нами скучно.
– Дикси обещала завтра взять меня в лес.
– Завтра? – Бернис не любила долгие пешие прогулки. Склоны здесь были ох какими крутыми, насекомые ох какими голодными. Она давно не была в спортзале и с весны набрала почти пятнадцать фунтов. Нет, ей определенно не хотелось весь день таскаться по лесу. Подумать только – с ней даже никто не посоветовался по поводу изменения программы. Вероломство Дикси не будет оставлено без последствий.
– Завтра в первой половине дня. А потом мы поедем в Порт-Анджелес и поужинаем в «Красном черте».
– Это же бар. Твои родители…
– Там подают рыбу с чипсами. Дикси говорит, что у них лучшая треска на свете. Кроме того, во Франции нет закона о том, до какого возраста подросткам нельзя употреблять алкоголь.
– Да ну? Что-то не верится, – сказала Бернис. Ей дико хотелось курить, хотя она и ограничивала себя двумя «Вирджиния слимз» в день, да и то втайне от всех. В доме включился свет. Дикси высунулась в окно и объявила, что ужин готов.
Ли-Хуа приготовила на газовой плите стир-фрай и яичные рулеты. Она предпочитала традиционную китайскую кухню. Ли-Хуа была сильной, решительной женщиной. Во время культурной революции ей пришлось поработать на шинной фабрике, откуда она сбежала сначала в колледж, потом на остров Хайнань, а оттуда – в США, где получила докторскую степень. Карла давно уже подначивала ее написать мемуары, по сравнению с которыми книги Эми Тан покажутся жалкой макулатурой. Ли-Хуа скромно улыбалась и отвечала, что лучше уж она, когда выйдет на пенсию, откроет ресторан.
Потом все ели хлеб с чесноком и пили красное вино, которое Карла и ее муж Чак привезли из своей недавней поездки на виноградники Венатчи. Обычно летом они ездили в Пьюджет-Саунд нырять с аквалангами. Как объяснила Карла: «Мы поехали на виноградники потому, что я стала слишком толстой и не влезла в свой гидрокостюм».
