где снег уже давно занес муравьиную тропу. Она вспомнила, как играла здесь всего несколько лун назад, и не узнала ту, прежнюю Катайю.
У тропы возвышался большой муравейник, и Катайя поняла, что женщины племени своей
Она посмотрела на муравейник, и
Катайя устало улыбнулась. Понимая, что это гордыня и злоупотребление
Катайя выпрямилась и вздохнула. Она вновь пустилась в путь домой, но шаги ее теперь сделались быстрее.
Навстречу ей вышла Акка Исмия. Она, конечно, уже знала, что Катайя ушла от медведицы.
Все женщины племени собрались на поляне. Они выжидающе смотрели на Катайю. Она понимала, что после всех пройденных ею испытаний это, последнее, не должно показаться трудным. Но тем не менее оно было трудным. Нет важнее песни, чем песня
Вдруг Катайя вспомнила, как Аэлла вернулась из леса, и глаза ее были полны ужаса и безумия. Аэлла упала на колени посреди круга и кричала так долго, что у всех заболели уши. Женщины молча ждали, когда Аэлла успокоится. Наконец она подняла грязное, залитое слезами лицо, и дикое выражение исчезло у нее из глаз. Тогда Акка Исмия подняла ее на ноги и сказала: «Это была ее песня».
Теперь рядом с Аккой Исмией в круге женщин стояла Катайя. Несмотря на головокружение, она постаралась гордо выпрямиться. Взглянув на нее и ласково, и сурово, Акка Исмия задала ритуальный вопрос:
Голос старухи был мягок, но требователен.
Катайя знала ответ. Да, она была полна медведя, медведь словно рос внутри нее, в груди билось медвежье сердце; даже теперь она чувствовала ум спящего медведя, как вторые мысли, как чужака внутри себя – но чужака такого знакомого.
Катайя поискала слова:
Она приободрилась, услышав в своем голосе новую силу. Ее душа наполнилась воспоминаниями о лете. Ужасное и прекрасное – вот слова для лета, которое она провела, укоренившись в пролеске, врастая в мох, не отпуская медведя ни на минуту из своих мыслей. Она знала медведя, как может знать только его невеста.
Катайя задрожала, вспомнив тот день, когда медведица ударила по вереску тяжелой лапой, и из-под когтей метнулась змея – черная, блестящая, ядовитая. Медведица одним ударом разорвала ее пополам и съела, рыча и фыркая.
Медведица нашла дохлого лося, но за той же добычей пришел и седой волк. Когда волк подошел ближе и заметил Катайю, она не успела даже испугаться, как медведица с басовитым рычанием показала зубы, и волк боком отбежал в ельник. Медведица защищала ее, свою молчаливую, упрямую тень, как часть своей жизни.
Послышались смешки – эти слова Катайи были очень смелы. Никто и подумать не смел о том, чтобы обеспокоить медведя во время спаривания. И в песню эти слова были вставлены только для красного словца, а священное медвежье имя и вовсе вслух упоминать было не принято: его заменяли прозвищем «Бурый». Но Катайя помнила ужас и возбуждение, когда огромный медведь покрыл ее медведицу всего в нескольких шагах от нее. Она чувствовала горячие мысли медведицы, рычащей от горько-сладкого вожделения, пока самец пыхтел и ворчал, слегка кусая подругу за шею.
Катайя допела песню, задыхаясь, с неистово бьющимся сердцем. Женщины племени переглянулись. Сегодня они услышали что-то новое, не похожее ни на какую другую