в созвездия, и их порядок, несомненно, важен. Здесь, на Земле, – боль, кровь и раздор. Но звезды движутся упорядоченно, верша во времени и пространстве колоссальный танец, и никто еще не видел, чтобы они остановились.
Мне кажется, если я буду следить за ними достаточно упорно, то сумею понять их движения.
Но пока, увы, меня слишком часто выгоняют из постели в холодное, сырое утро, бегать с улюлюканьем за вонючими псами, которые своим лаем поднимут и мертвого. Псы – добрые твари, но на охоте они превращаются в чудовищ. И вот я гоняюсь за несчастными, ничего мне плохого не сделавшими дикими зверями, чтобы глубоко вонзить им в бока копье или стрелы – если собаки не доберутся до них раньше, – проткнуть их красивую гладкую шкуру и навсегда погубить их, а потом следить, как бедняги истекают кровью и бьются в судорогах, тщетно пытаясь спастись.
Когда я покину эту землю, я не прочь стать звездой или даже целым созвездием. Люди будут смотреть на меня и рассказывать о моей жизни, и я вольюсь в этот великий узор, в грандиозный танец.
Хирон сказал, что я не должен смеяться над мечтами моей сестры. Он говорит, что наши мечты – это наша правда, даже если мы не можем их воплотить в жизнь, и что я должен сделать все, чтобы помочь сестре пережить ту судьбу, которую боги ей предназначат. Я попробую.
Я не могу этого вынести. Я не могу даже думать о том, что, если я девочка, и уже почти взрослая девушка, моя судьба – стать женой любого мужчины. Я хочу идти за моей богиней. Хочу вечно бежать за ней на охоте днем и спать рядом с ней и ее нимфами ночью.
И вместо этого – терпеть прикосновение мужских рук? Губы мужчины на моих губах, тело мужчины на моем теле?
Грубую кожу и шерсть я могу терпеть только на своих охотничьих трофеях. Я лучше сама превращусь во льва, кабана, зайца или оленя, только бы не покоряться мужчине.
Такое случается. Рассказывают, как люди превращались в зверей, деревья или цветы и даже звезды, чтобы избежать худшей участи. Боги бывают жестоки, но они всегда помогали нашей семье.
Так кому же мне молиться?
Фебу Аполлону, который возжелал и преследовал прекрасную нимфу Дафну, а та бежала от него, как бежала бы я, даже от бога – зовя на помощь? Лишь только его руки коснулись ее, Дафна превратилась в лавровое дерево. Ее ноги стали корнями, кожа – корой, волосы – листьями, и бог остался ни с чем… Я не хочу быть деревом. Я хочу бегать на воле.
А может, грозному Зевсу, который влюбился в прекрасную смертную Ио? Но когда его разгневанная жена Гера обратила красавицу Ио в корову, он не смог помочь любимой, и она, преследуемая оводами, не могла даже пожаловаться на свои муки.
Значит, от богов помощи не жди. Но какая богиня услышит мои молитвы? Гера, богиня жен и семей, хочет подчинить меня себе. Мудрая Афина посмеется надо мной. А Афродита… ее страстная любовь не для меня. Спасти меня может только Артемида – охотница.
Я всю жизнь ей молилась. Но даже если она услышала меня, я ей безразлична.
Оттого ли это, что я недостаточно благочестива? А может, дело в том, что я люблю богиню Артемиду слишком сильно? В ее храме стоит мраморная статуя с высокой округлой грудью и стройными белыми бедрами. Однажды, когда там никого не было, я протянула руку и потрогала их, проведя пальцами по их белизне, холодной, как камень, но гладкой, как безупречная кожа. Меня наверняка никто не видел. Я мечтаю снова прикоснуться к ним. Но я боюсь: одна эта мысль разжигает во мне голод, который нельзя утолить пищей; тоску, похожую на сладкую боль. И стоит мне вспомнить, как я коснулась ее, это чувство охватывает меня вновь. Не думаю, что для него есть название. Оно наполняет меня до краев, и я бессильна перед ним. Поразмыслив, я посмела назвать его любовью. Возможно, именно поэтому Зевс не мог отступиться от Ио, хоть это и грозило ей гибелью. И именно поэтому Аполлон бежал за плачущей Дафной.
Может быть, богине такая любовь и не требуется. Но все равно я отдала ее ей.
Моя сестра совсем поблекла. Сердце разрывается смотреть на нее. Она плачет, прядет и жжет травы на алтаре Артемиды. Вчера она попросила меня принести ей из леса рога могучего прекраснейшего оленя.
Я готов выполнить любую просьбу бедной Креузы. Я возьму с собой острую пилу и отпилю рога у первого же оленя, которого мы убьем. Сейчас не сезон для оленей с большими рогами. Старые олени хитры и не попадаются нам, а молодняк еще не подрос. Но я найду сестре оленя, чего бы мне это ни стоило, если это ее развеселит.
К нам едут женихи. Четверо с севера, трое с юга и двое с востока. Они ожидают от дома Кадма гостеприимства. Я должна встретить их, когда они приедут.
А может быть, мне убежать?
Что мне делать, о, что же мне делать? Выбрать того из них, кто будет внушать меньше отвращения, и покориться?
Или покинуть наш спокойный город и отчий дом, уйти и жить отшельницей в лесной глуши? Жить одной в пещере у источника, посвятив жизнь и девственность той, что охотится днем и светит нам ночью? Мои волосы собьются в колтуны, одеждой мне будут служить шкуры убитых мной зверей. Я буду
