– Не надо ли тебе куда-нибудь выйти?
– Из собственного дома?
Гаутам повернулся к Викраму спиной и сказал:
– Она этого мальчика даже в глаза никогда не видела.
– Твоя мать права. И он, и она обожают змей. Оба… не вполне нормальные.
Викрам фыркнул.
– Но его родители счастливы, что она не завизжит при виде его кобр.
– Ей всего шестнадцать, папа.
– А я что, завтра ее замуж выдаю?
– Они брахманы? – спросила мама.
– Нет, но они довольно зажиточные, а мы не можем себе позволить… – Он осекся, покосившись на Гаутама. – То есть я хочу сказать, в наше время никто больше не обращает внимания на касты.
Гаутам вскочил и, оперевшись ладонями на стол, подался вперед к отцу:
– Ты говоришь так, как будто она умственно отсталая!
– И не без причин, – пробормотал Викрам.
– Она не дура, Викрам. Ей хватает ума держаться от тебя подальше.
В последовавшей тишине настойчиво запищала микроволновка.
– Викрам, – слишком громко сказала тетя, – убери свои книжки и позови папу. Ужинать пора.
– Она просто… невинная, папа. Слушай, не беспокойся о ней. Она может жить у меня. Правда.
– Ну, и что это для нее будет за жизнь? – сурово спросила мама. – Незамужняя, никому не нужная, будет путаться под ногами в братнином доме? Ну уж нет!
– Садись, – сказал Гаутаму отец. – Я знаю, ты хочешь, чтобы твоя сестра была счастлива. И мы все этого хотим. Но ты еще слишком молод, чтобы понимать мудрость старших.
– А разве мудро устраивать жизнь Шрути у нее за спиной?
– Если она даже не удосужилась вернуться домой к ужину, может быть, и мудро!
Глаза Гаутама расширились.
– Черт!
– Гаутам, – нахмурилась мама. – Что мы тебе говорили про ругательства?
– Это ведь на нее совсем не похоже, правда? Пойду по ищу ее.
Викрам, улыбаясь, встал из-за стола.
– Я пойду с тобой, – сказал он. – Мама, убери за меня мои книги. Бедняжка, возможно, попала в беду.
Теперь мы оба знаем, что ослушались старших, и это нас сближает. Я не ухожу в обычное время и не отстраняюсь, когда он поднимает мою курти и стаскивает ее мне через голову. Потом он снимает с меня джинсы. Он не знает, что делать с бюстгальтером, и мне приходится ему помочь.
Он – тень, отброшенная на меня убывающей луной, черная тень с серебряным подбоем. Его хвост оглаживает мои ноги, свиваясь в сверкающие кольца. Он рвет цветы жасмина и сыплет их сквозь пальцы на мою голую кожу. На нёбе моем вкус жасмина, листьев и возбуждения. Он склоняется надо мной, целует меня в шею, и я чувствую на коже его зубы.
Дразнящим движением он проводит рукой по моему животу вниз и чуть сдвигается. Поднимается ветер, донося до меня насыщенный лиственный запах великого леса. Его волшебство играет у меня под кожей. Я выгибаю спину, подаюсь к нему, и он прижимает меня к себе. Он в обличье мужчины. Его вздох вторит моему. Мы смотрим друг другу в глаза.
И вдруг мы слышим треск ветки под чьей-то ногой.
Мы замираем. Еще шаг, и он превращается из мужчины в полузмею, из полузмеи – в змею.
Я хватаю джинсы и засовываю в них ноги. «Только не Викрам, – молюсь я. – Только не здесь, не теперь».
Змея метнулась в тень. Я хватаю курти, твердя себе, что ему, моему наги, больше ничего не оставалось. Щелчок, и великий лес смывает волна слишком яркого голубого света. Я осталась одна. Я прижимаю курти к груди.
– Что ты здесь делаешь? – Это голос Гаутама. Он включил брелок-фонарик, которым так гордится. Я щурю глаза.
– По-моему, все предельно ясно, правда? – говорит Викрам за его спиной. – Вопрос в том, с кем маленькая мисс Невинность этим занимается.
Я еще крепче прижимаю к себе курти.
– Надевай, глупая. Не верти в руках.
