Озноб рванулся вниз по его спине.
– Я хочу отсюда уйти. С меня довольно, Итан. Мне плевать, что может с нами статься. Я просто хочу уйти отсюда.
– Тебе плевать, что станется с нашим сыном? – прошептал Итан.
– Это не жизнь. Мне все равно, если мы все умрем.
– Хорошо. Потому что так и случится.
– Ты это гарантируешь?
– На сто процентов.
– Потому что
– Да.
– Что там, снаружи, Итан?
– Мы не можем об этом говорить.
– Я твоя жена.
Они крепко прижимались друг к другу. Ее ноги были холодными и гладкими, а жар, исходящий от нее, сводил с ума. Итану хотелось потрясти ее. Хотелось ее трахнуть.
– Почему, черт возьми, у тебя начинает вставать?
– Не знаю.
– Что там, за оградой, Итан?
– На самом деле ты не хочешь этого знать.
А потом ее рука оказалась на его члене.
– Ты думаешь о ней?
– Нет.
– Поклянись мне.
– Клянусь.
Она отодвинулась, скользнула вниз под одеяла и взяла его в рот. Привела его к самому краю. Потом приподнялась и стащила с себя ночную рубашку. Села на него; дыхание ее туманилось. Наклонилась и поцеловала его. Ее соски на холоде были твердыми, касаясь его груди.
Тереза перевернулась на спину, увлекла с собой Итана и ввела его внутрь.
Она была такой громкой и звучала так красиво…
Когда начала кончать, она притянула голову Итана вниз – ее губы у его уха, его губы у ее уха, – застонала и проговорила:
– Расскажи мне.
– Что?
Он не мог дышать.
– Расскажи… Ооогосподиитан… Где мы на самом деле.
Итан прижался лицом к ее уху.
– Остались только мы, детка.
Они кончали вместе, громко и жестко, так же синхронно, как всегда.
– Это последний город на земле.
Тереза кричала: «Дададаогосподинеостанавливайся!» Достаточно громко, чтобы укрыть его слова.
– И нас окружают монстры.
Они лежали, перепутавшись руками и ногами, потные, совершенно неподвижные.
Итан шептал ей на ухо.
Он рассказал ей все.
Когда они живут. Где они живут. О Пилчере. Об аберах.
Потом он лежал, подперев голову согнутой в локте рукой, гладя ее лицо.
Тереза смотрела в потолок.
Она была тут пять лет, чертовски дольше, чем он, но то было состояние лимбо. Когда не знаешь ничего наверняка. Теперь она знала. Может, она подозревала это и раньше, но теперь вся неопределенность была выжжена: кроме Итана и Бена, она никогда больше не увидит никого из тех, кого любила в прошлой жизни. Все они были мертвы уже два тысячелетия. И если она когда-то цеплялась за надежду покинуть Заплутавшие Сосны, Итан только что уничтожил эту надежду. Ее пребывание здесь было бессрочным приговором.
Она была приговорена к пожизненному заключению.
