Итан снял микрочип с ножа, вытер с него кровь и ткани кусочком марли и показал Терезе. Потом сунул руку в нагрудный карман и вынул оттуда золотое украшение, купленное сегодня, – плетеную цепочку с медальоном в виде сердечка.
– Ну зачем ты, – сказала Тереза.
Итан открыл медальон и прошептал:
– Храни микрочип в сердце. Ты должна все время носить это ожерелье, если я не скажу, чтобы ты его сняла.
В гостиной было по-настоящему тепло. Щеки Бена рдели в свете очага. Он рисовал открытую печь. Пламя. Чернеющее дерево внутри. Куски разбитого кофейного столика, разбросанного вокруг печи.
– Где мама?
– Читает в кабинете. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет.
– Не беспокой ее некоторое время, хорошо? У нее был трудный день.
Итан вынул охапку одеял из отделения под диваном и пошел обратно в кабинет.
Тереза дрожала. Он закутал ее в одеяла и сказал:
– Приготовлю на ужин что-нибудь горячее.
Она улыбнулась сквозь боль.
– Это было бы замечательно.
Итан наклонился к ней и прошептал:
– Выходи через час, но, как бы ни было больно, ступай твердо. Если они поймают тебя на том, что ты хромаешь перед камерами, они все поймут.
Итан стоял у кухонной раковины, глядя в черное окно. Три дня тому назад лето кончилось. Листья только начали окрашиваться в осенние цвета. Иисусе, осень длилась лишь мгновение – от августа до декабря за семьдесят два часа…
Фрукты и овощи в холодильнике почти наверняка были последней свежей едой, которую они будут есть в грядущие месяцы.
Бёрк налил в котелок воды и поставил на плиту кипятиться. Пристроил рядом большую кастрюлю, выставил регулятор плиты на среднюю отметку и плеснул в кастрюлю оливкового масла.
У них оставалось пять помидоров на веточке – как раз хватит. Вырисовывался план ужина.
Итан раздавил головку чеснока, нарезал лук, бросил все это в масло. Пока все шипело, порезал помидоры.
Это вполне могло происходить и на их кухне в Сиэтле. Поздними субботними вечерами Бёрк ставил запись Телониуса Монка[32], открывал бутылку красного и погружался в приготовление потрясающего ужина для своей семьи. Не существовало способа лучше снять напряжение после долгой недели.
В этих минутах было ощущение тогдашних мирных вечеров, все ловушки кажущейся нормальности. Если забыть про то, что полчаса назад он вырезал отслеживающий чип из ноги своей жены в единственном месте в доме, которое не находилось под непрерывным наблюдением.
Если забыть про это.
Итан добавил помидоры, вдавил их в лук, налил еще масла и наклонился над плитой, оказавшись в сладко пахнущих клубах пара, пытаясь хотя бы на краткий миг удержать плод своего воображения…
Тереза вышла, когда он промывал макароны. Она улыбалась, и Итан подумал, что в ее улыбке чувствуется боль – едва уловимая напряженность, – но походка ее была безупречной.
Они поужинали по-семейному на одеяле в гостиной, собравшись вокруг печи и слушая радио.
Гектор Гайтер играл Шопена.
Еда была вкусной.
Тепло обнимало.
И все это закончилось слишком быстро.
Миновала полночь.
Бен спал.
Они сожгли кофейный столик за два часа, и викторианский дом снова погружался в леденящий холод.
Итан и Тереза лежали на кровати лицом друг к другу.
Он прошептал:
– Ты готова?
Она кивнула.
– Где твое ожерелье?
– На мне.
