Итан посмотрел на Терезу, стрельнул глазами в сторону коридора, захватил из кухни тарелку и последовал за женой в кабинет.
И заперся изнутри.
Свет, проникавший через окно, был серым, слабым, угасающим.
Тереза спросила одними губами:
– Ты уверен, что здесь они нас не видят?
Итан подался к ней и прошептал:
– Да, но все-таки могут услышать.
Он усадил ее в кресло, приложил палец к губам. Сунув руку в карман, вытащил клочок бумаги, который сложил тридцать минут назад в участке. Тереза развернула его.
«Мне нужно добраться до задней части твоей ноги. Сними брюки и перевернись. Прости, но это будет очень больно. Ты должна вести себя тихо. Пожалуйста, доверься мне. Я очень тебя люблю».
Она подняла взгляд от записки.
Испуганно.
Опустив руки, начала расстегивать джинсы.
Итан помог их спустить. Когда он стащил их, в этом было нечто невольно эротическое – импульс не останавливаться, раздевать ее и дальше. В конце концов, то было их «трахательное кресло».
Тереза повернулась лицом к спинке и вытянула ноги, как будто разминалась.
Итан обошел вокруг кресла и встал сбоку.
Он был на девяносто процентов уверен, что находится вне поля зрения камеры: судя по тому, что он видел в кабинете Пилчера, камера смотрела вниз с книжной полки на другой стороне комнаты.
Он поставил тарелку на пол и снял пальто. Опустившись на колени, откинул клапан одного из больших карманов и вытащил все, что награбил нынче днем в своем кабинете.
Пузырек спирта для протирки.
Пригоршню ватных шариков.
Марлю.
Тюбик суперклея.
Фонарик-карандаш.
Пинцет, который сунул в карман в медицинском кабинете в суперструктуре.
Нож «Спайдерко Гарпия».
Он уставился на ногу Терезы, а запах древесного дыма сочился тем временем из гостиной в щель под дверью. Итан не сразу сосредоточился на старом белом шраме от разреза, напоминающем след крошечной гусеницы. Откупорив пузырек со спиртом, он поднес к нему ватный шарик и перевернул пузырек.
Резкий чистый запах изопропилового спирта наполнил комнату.
Итан провел влажным ватным шариком по шраму, а потом протер тарелку. Открыл «Спайдерко». Клинок был зловещим с виду изделием ножовщика – зазубренный по всей длине, загибающийся к концу, как коготь хищной птицы. Итан смочил еще один ватный шарик и простерилизовал лезвие, а потом – пинцет.
Тереза наблюдала за ним, в ее глазах застыло выражение, очень напоминающее ужас.
– Не смотри, – одними губами выговорил он.
Жена кивнула, поджала губы, подбородок ее затвердел от напряжения.
Когда Итан прикоснулся острием ножа к верхней точке шрама, тело Терезы одеревенело. Он так и не собрался с духом, чтобы начать резать ее, но все равно ринулся в это очертя голову.
Тереза резко втянула воздух сквозь зубы, когда лезвие проникло в ее ногу.
Глаза Итана на миг сосредоточились на ее руках, внезапно сжавшихся в кулаки.
Он заставил себя дистанцироваться от этого.
Лезвие было безумно острым, но то было маленьким утешением. Без всяких усилий – это было все равно что резать теплое масло – он легко провел им по всей длине шрама своей жены. Непохоже было, чтобы он причинял ей боль, но лицо Терезы сморщилось и покраснело, а костяшки пальцев побелели, когда по ноге протянулась прямая полоска крови.
Он помнил этот взгляд.
Эту неистово красивую решительность.
