инженером-путейцем Даниловым. Пользуясь моментом, наместник побеседовал с Даниловым о состоянии железнодорожной инфраструктуры полуострова, уяснив для себя кое-какие моменты и нюансы.
Появление противника, как это частенько бывает, заметили в самый последний момент, когда враг был уже в нескольких сотнях метров. На уходящей к северо-востоку дороге появилось не менее эскадрона неприятельских кавалеристов, да ещё и с пулемётом. Судя по всему, японцы хорошо видели, что им противостоит жалкая кучка солдат – личная охрана Алексеева состояла из семи жандармов – три-четыре офицера, и толпа невооружённых мужиков, поэтому со стрельбой не торопились.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – произнёс старший адъютант наместника, подполковник Болоховитинов. Сняв фуражку, офицер трижды перекрестился, возвратил головной убор обратно на своё место, затем резко повернулся к генерал-адъютанту. – Ваше высокопревосходительство, Евгений Иванович, Христом Богом прошу – уезжайте! Немедленно! Мы задержим врага, сколько сможем!
Алексеев не успел ответить своему адъютанту – противник открыл пулемётный огонь, вынудив важных господ броситься в объятия земли-матушки. Инженер-путеец со своими рабочими без раздумий последовали примеру наместника и его личной охраны, плюхнувшись наземь, кто где стоял. Заметив, что пули свистят немного выше цели, один из жандармов вскочил на облучок и изо всей силы хлестанул лошадей кнутом.
Рванув с места в карьер, лошади понеслись вскачь, и японские пулемётчики тотчас взяли коляску на прицел. Храбрый жандарм едва успел спрыгнуть, закувыркался по земле, словно тряпичная кукла.
Пользуясь моментом, генерал-адъютант со своей свитой стали отползать в сторону, надеясь укрыться в складках местности. Однако спешившиеся вражеские кавалеристы открыли прицельный огонь из винтовок, заставив Алексеева ещё сильнее вжаться в землю.
«…Дурак ты, Евгений Иванович, коли поверил на слово Куропаткину… Надо было уезжать ещё неделю назад, брать Стесселя за шкирку и самому тащить его, гада, к Бицзыво, – наместник хотел было осмотреться вокруг, но не рискнул высунуться из небольшой канавки. Над головой продолжали свистеть пули, иногда шлёпаясь на землю то тут, то там. – Чёрт, видел же во сне коляску с „максимом“ со щитком, запряженную тройкой лошадей… Мчались бы сейчас с ветерком, лихо отстреливаясь от самураев…»
Неожиданно неприятельский пулемёт замолчал, а вражеские кавалеристы, прекратив пальбу, стали спешно вскакивать на своих лошадей. До слуха генерал-адъютанта тотчас донёсся хорошо знакомый размеренный стук детища Хайрама Максима, к которому примешивалось тарахтение какого-то двигателя. Секунд пять спустя «заговорил» ещё один станковый пулемёт, пачками вышибая японских кавалеристов из сёдел, а тарахтение мотора перешло в натужное гудение.
Рискнув, Алексеев всё же высунулся из укрытия, огляделся вокруг. Взгляд сразу же зацепился за французское авто, стоявшее метрах в тридцати от канавки, где притаился наместник.
На авто был установлен «максим» на шкворне, за рукоятками которого восседал офицер в чёрной морской форме и экономно, короткими очередями опустошал ленту. Второй офицер, обмундированный аналогичным образом, прятался за корпусом авто, в быстром темпе стреляя из винтовки.
Где-то рядом взревел ещё один двигатель, и, обернувшись на звук, генерал-адъютант узрел второй автомобиль, подъезжающий к железнодорожному полотну. Этим авто, как и первым, также управлял офицер флота, а вот за пулемётом восседал армеец, пехотный поручик со смутно знакомыми чертами лица.
Автомобиль притормозил всего в каком-то десятке метрах от Алексеева, и, присмотревшись, наместник с удивлением признал в пехотном поручике Виктора Астафьева – изобретателя нескольких технических новинок и личного протеже генерал-адъютанта.
– Ваше высокопревосходительство, не вставайте!!! – во всю глотку заорал Астафьев, сдёргивая со станка «максим». – Дима, разверни авто так, чтобы прикрыть его высокопревосходительство!!!
– Держи ленту и крестовину! – крикнул в ответ офицер-моряк, доставая из-за сиденья какой-то, как показалось наместнику, четырёхлапый якорь, что ли. Следом за «якорем» на землю шлёпнулся металлический короб с запасной лентой с патронами. – Виктор, Алекс с Никитой застряли!
– Выберутся, не маленькие! – отмахнулся поручик, в темпе устанавливая свою четырёхлапую «железяку». Секунду спустя Астафьев водрузил на станок тело пулемёта и припал к рукояткам, подкручивая вертикальную наводку. Наконец, нажал на гашетку: станкач деловито застучал, в темпе пожирая пулемётную ленту. – Дима, давай, давай, жми!
– Евгений Иванович! – чуть ли не в ухо прокричал подполковник Болоховитинов. – Живой!
Едва вокруг перестали свистеть пули, старший адъютант бросился прикрывать наместника своим телом в прямом смысле этого слова. Вдавил Алексеева в землю, видимо, не разобравшись, что японцы уже улепётывают во все лопатки, подгоняемые огнём двух «максимов». Нет, даже не двух, а трёх, или, скорее, четырёх – прислушавшись, генерал-адъютант уловил мерный перестук ещё нескольких пулемётов.
– Леонид Митрофанович, идите, помогайте поручику Астафьеву перезаряжать пулемёт, – приказал наместник, с трудом поднимаясь с земли. – А вы…
– …Прапорщик Фёдоров, ваше высокопревосходительство, – вылезя из-за руля, офицер внезапно схватил Алексеева за руку и увлёк его за кормовую часть автомобиля. Рядом тотчас оказались и два жандарма: подскочили с виновато-облегчённым выражением на лицах, завистливыми взглядами зыркнули на моряка. – Будет лучше, если вы пока посидите здесь. Не дай бог, какой-нибудь недобиток возьмёт, стрельнет наудачу…
