Огюстен обвел нетрезвыми глазами присутствующих.
– Сейчас пну его, честное слово! – фыркнул Этьен
– Не надо меня пихать, я чувствительный. Дочерям своим оставил: Антуанетте, Клодин и Жозефине. Уж прости, друг, – хлопнул Огюстен по плечу Этьена, – тебе ничего. Пшик!
– Мне от него ничего и не нужно! – вспыхнул тот.
– Да, нам не нужно, – подхватила я.
– А мне нужно, – встряла Антуанетта.
Клодин тут же заныла:
– Хочу домой, хочу к па-а-апе…
Мадам Рашаль медленно встала из-за стола, подошла к сыну и положила руку ему на плечо:
– Этьен, мальчик мой, ты должен забрать эту дарственную. Это ведь наш дом.
– Разве теперь не здесь наш дом? – поморщился Этьен.
– Эта лачуга ничто по сравнению с Перужскими хоромами. Там наша родня, друзья, вся жизнь осталась. Твоим сестрам он нужен.
– Но дарственная не на мсьё Этьена, – разумно вставил Огюстен, подперев здоровенным кулаком подбородок: – Хотя… если он будет назначен опекуном девочек или их поверенным, то сможет забрать документ чинно, по закону.
– О, благодарю вас, мсьё Марешаль, за ценный совет! – поклонилась ему матушка. – Мы так и поступим. Да, Этьен? Сыночек, дорогой, ты же не оставишь в беде свою матушку и сестричек? Ты же наш помощник и заступник! На тебя вся надежда!
Я еле сдержала желание ее придушить. Ишь, расквохталась – одного дома ей мало! Неужто она не понимает, что отправлять Этьена в логово чернокнижника – равнозначно тому, чтобы лишиться сына, а не какого-то там дома! И вообще, сбежав от мужа, она уже от его имущества отказалась, так чего же теперь за чужим богатством гнаться?
Я сжала руку Этьена. Он молчал. Его лицо стало серьезным, будто за секунду он повзрослел на полдюжины лет.
– Милый, это ловушка, – заглянула я ему в глаза.
– Знаю, – ответил он, желваки заиграли на его скулах.
– Сыночек, неужели тебе все равно, что сестры твои без наследства останутся? Мы и тебя не обидим. Ежели туда вернемся, этот дом на тебя перепишу. Сразу же. Будет, где жить вам после свадьбы.
– Это опасно, – проговорила я, чуть не плача. – Не езжай.
– Да, это опасно. Возможно, это ловушка, но нельзя исключать и то, что савойскому королевскому лекарю вправду не нужен дом в захудалом городишке, – задумчиво сказал Этьен. – Дарственную можно забрать сейчас, а вернуться в Перуж матушка сможет потом, когда точно будет ясно, что отец и вправду уехал.
– Конечно, сыночек. Ты прав, так и поступим, но дарственную забрать скорее надо.
– Угу, три месяца – небольшой срок, – согласился Тити. – Поэтому я обязан проверить.
– Нет, Этьен, мы без него счастливы, – продолжала я его умолять, и показала рукой на остатки пира на столе: – Разве не видишь, твоя семья и без того не нуждается?
Мадам Рашаль и Нетта зыркнули волчицами. А Этьен ласково погладил меня по щеке:
– Не бойся, Абели, я буду осторожен. Мне есть что терять.
Он решительно встал со скамьи, взглянул на мать и сестер:
– Имейте в виду: все может быть совсем не так. Но я поеду. Завтра оформим документы, ведь есть же в Тоннэре нотариус?
Слезы налились в моих глазах. Хотелось закричать на него, затопать – он оставляет меня ради них? А как же я? Как же он? Ведь от чернокнижника можно ждать чего угодно! Дыхание перехватило от дурных предчувствий. Вдруг кто-то взял меня под локоть.
– Абели, успокойся, детка, – шепнул старческий голос, – так будет лучше.
И я не выдержала, взвилась и крикнула не своим голосом:
– Кому?!!!
Глава 32
Рассвет показался мне отвратительным. Ночь я провела в невеселых размышлениях, нервно стуча пальцами по подоконнику и меряя шагами крошечную спальню. Я была сердита на Этьена и совершенно взвинчена. А он так и не явился ни с извинениями, ни с поцелуями. И как, интересно, ему
